В ночь на 13 октября 1958 года молодой динамичный боец из Пуэрто-Рико по имени Хосе Торрес дрался на арене Святого Николая. В хорошую ночь эта арена обычно собирала около 1800 зрителей, но в этот вечер толпа составляла более чем 2500 фанатов, большинство из которых были латиноамериканцами. Ещё сотни остались за воротами. Было ясно, что на небосводе бокса взошла новая яркая звезда. Я знал, что Торрес был популярен, но не был готов к излиянию уважения, которым его фанаты осыпали его. Я никогда не видел ничего подобного. Член олимпийской сборной США 1956 года, Торрес выиграл свой седьмой профессиональный бой, когда тем вечером остановил Фрэнки Ансельмо в девятом раунде. Когда я поднял правую руку Торреса в знак победы переполненная арена взорвалась бурным ликованием. Фанаты Хосе не могли нарадоваться своему герою и, казалось, готовились к штурму ринга. Секьюрити было мало, а необузданных эмоций и национальной гордости, опасно поднимающихся до уровня прилива столькой, что я искренне боялся, что нас растопчут у ринга. Когда давка казалась неизбежной, Хосе Торрес спокойно подошел к диктору Джонни Адди и вежливо попросил микрофон. Получив его, Торрес с выдержкой опытного политика успокоил толпу и начал говорить. Боксёр выступил с сильным и эмоциональным призывом ко всем оставаться законопослушными и уважительными жителями великого города Нью-Йорка. Когда он закончил говорить, толпа аплодировала ему стоя и мирно отхлынула.
Вы не могли не быть чрезвычайно впечатлены этим сенсационным молодым бойцом и его посланием о гражданской ответственности. Это стало для меня откровением. Я не мог отделаться от мысли, что это и есть тот идеальный представитель, которого искала компания Rheingold Breweries. В 1958 году я был заместителем по связям с общественностью в Rheingold Breweries, Inc. В то время Rheingold была лидером по продажам пива в Нью-Йорке. Но наше влияние на рынке ослабевало, так как продажи на латиноамериканском рынке постепенно снижались, что вызывало серьезное беспокойство у высшего руководства Rheingold. Были ли у меня какие-нибудь идеи, как мы могли бы укрепить эту часть рынка? Я пообещал уделить этому вопросу самое пристальное внимание и в ту ночь на арене Святого Николая я считал, что нашёл ответ.
На следующее утро я договорился о встрече с президентом Rheingold Филипом Либманном. Я рассказал ему о Хосе Торресе и легионе обожающих его фанатов. Я предложил, сделать Торреса центральным элементом нашей рекламной кампании на латиноамериканском рынке. Либманн согласился, что эту идею стоит опробовать и сказал, чтобы я не тратил время зря, записав Торреса в команду Rheingold. В тот же день я нанял Хосе и объяснил ему, как он будет работать с нашими продавцами для продвижения продукта Rheingold. Он не мог казаться более отзывчивым и полезным. Чтобы начать кампанию, мы планировали устроить церемонию перерезания ленточки в испанском Гарлеме для одной из наших новых пивоварен. Всё было тщательно продумано, чтобы превратить это в настоящую феерию по связям с общественностью, гарантирующую, что Rheingold станет притчей во языцах. Там должно было оказаться много государственных чиновников, готовых пожелать бизнесу успехов, а теперь у нас был сам "Мистер Харизма" - самый горячий боксёр в Нью-Йорке, который ко всем своим прочим преимуществам был пуэрториканцем.
Утро было ярким и прекрасным и всё прошло без сучка и задоринки, за исключением одной детали размером с Mack Truck - Хосе Торрес не появился. Сначала я подумал, что он просто опоздал, но потом прошли минуты и, наконец, часы. Моя тревога переросла в панику, когда никто не смог его отыскать. Моя отличная идея теперь напоминала сгоревший Гинденбург. На протяжении следующих нескольких дней я, должно быть, сделал двести телефонных звонков друзьям Торреса, боксёрам, полиции и во все больницы столичного региона. Ни намёка на него, ни намёка. Он просто исчез. Что еще хуже, каждое утро Либманн звонил и спрашивал, нашёл ли я нашего пропавшего хедлайнера.
«Еще нет, сэр», - смущённо отвечал я, желая немедленно присоединиться к Торресу в той кроличьей норе, в которой он исчез.
Недели через три я с грустью потягивал свой утренний кофе, пытаясь придумать способ возродить свою карьеру в Rheingold, когда, к моему крайнему удивлению, Хосе Торрес неожиданно вошёл в наш офис продаж. Был август, на нём была белая панама, фланелевая рубашка, пара белых брюк и туфли. Он был полностью расслаблен и казалось, ни о чём не беспокоился. Широко улыбаясь, он поприветствовал меня: «Артур Мерканте, Como esta amigo?». Когда я, наконец, пришёл в себя, я недоверчиво ответил: «Что ты имеешь в виду под «Como esta amigo»? Где, чёрт возьми, ты был?». Моё лицо побагровело. Я ощетинился от негодования. «Ты хоть представляешь, какое горе, раздражение и стыд ты мне причинил?». Застигнутый врасплох моей реакцией, Торрес начал прикрываться, как будто я только что ударил его жгучей комбинацией. Заикаясь и сбиваясь, он сказал, что ему пришлось поехать в Пуэрто-Рико, чтобы навестить своего отца, который был серьёзно болен. «Семья превыше всего», - сказал он, подчёркивая свою фразу, как будто отвечая мне жёстким джебом. Я парировал джеб и ответил его собственным. «У меня это тоже на первом месте, Хосе, но после того, как я взял на себя обязательство перед кем-то, я бы по крайней мере оказал любезность телефонным звонком и объяснил, почему я не смог выполнить это обещание».
Торрес выглядел столь беззащитным, что если бы это был бой, я бы милостиво остановил его. Неуверенно он объяснил, что у него нет моего номера телефона и добавил, что был так расстроен состоянием отца, что не мог ясно мыслить. Он извинился и сказал, что надеется, что ему дадут шанс всё исправить. Я сказал ему, что посмотрю, что могу сделать.
Я объяснил Либманну, что произошло, и вскоре мы связали Торреса с некоторыми из наших успешных латиноамериканских продавцов. Дела пошли на лад, и продажи Rheingold в наших целевых регионах начали расти. С ростом прибыли пропущенная церемония перерезания ленточки стала историей. Всё шло прекрасно, пока однажды ночью, проезжая по району Ред-Хук в Бруклине, я не увидел гигантский рекламный щит, от вида которого чуть не потерял контроль над собой. Притормозив, чтобы лучше рассмотреть, я вышел из машины и стоял там, тупо глядя с полнейшим, оцепеневшим, контуженным недоверием.
Примерно в пятидесяти футах над тротуаром возвышался огромный рекламный щит с цветным изображением сияющего Хосе Торреса, держащего пенящийся стакан пива «Schaefer». Внизу гигантскими буквами был слоган: «Hose Тоrrеs bebe cerveza Schaefer» («Хосе Торрес пьёт пиво Schaefer»). Я был ошеломлён. Я снова почувствовал себя преданным, использованным. Я из кожи вон лез, чтобы возместить ущерб, нанесённый исполнением им роли «человека-невидимки» и предоставить ему наилучший компенсационный пакет из возможных и вот что я получил в благодарность! Какой пинок под зад. На следующее утро я позвонил Хосе и сказал ему немедленно прийти ко мне. Когда дело дошло до наглости, Хосе не было равных. Когда я спросил о том, что побудило его так обмануть меня и Рейнгольда, он беспечно объяснил, что получил от Schaefer неплохую сумму и, кроме того, он не думает, что есть что-то зазорное в том, чтобы индоссировать два пива.
Внимательно глядя на него, я спросил очень спокойно и вежливо: «Ты не думаешь, что в этом что-то не так, Хосе?». «На самом деле нет», - сказал он мне.
«Ты не видишь здесь никакого конфликта интересов?», - нажимал я. «Нет», - сказал он, добавив, по этому поводу больше нечего говорить.
Я не согласился с этим последним пунктом. На самом деле нужно было сказать ещё об одном.
«О чём же?», - спросил Хосе.
«Ты уволен!», - выпалил я в ответ.
Эпизод с нашим двурушным, двухбрендовым будущим чемпионом в полутяжёлом весе стал притчей во языцах и в боксе и в пивоварнях. Когда люди спрашивали меня об этом, я был честен: «Ну, я его нанял и уволил. И на этом всё». По правде говоря, Хосе Торрес был потрясающим бойцом и кумиром для своих соотечественников. Но общения с ним на деловом уровне было достаточно, чтобы заставить человека выпить - и я имею в виду что-то чертовски крепче пива, будь то Schaefer или Rheingold...
Автор - Артур Мерканте