Во Флориду
Я собрался, но при этом даже не знал толком, куда мне ехать. Только непосредственно перед отъездом позвонил Эгису и спросил об этом. Он ответил, что есть два варианта - в Филадельфию и во Флориду. Я, конечно, выбрал Флориду. От снега и холода уже подустал в Биг Бере, а во Флориде - океан и пальмы, тепло.
Биг Бер хоть и находится в Калифорнии, но это в горах - 2100 метров над уровнем моря. Так что снег там не редкость, и в этот день там был сильный снегопад. Там вообще, если снег уже начинает идти, то идет по два-три дня. Это ведь горнолыжный курорт - Big Bear Lake. Случается, что снег заваливает все дороги.
С пацанами я жил в одном доме, так что далеко ходить прощаться было не надо. Попрощался, сел в свой «Фольксваген Джетта» и с некоторой опаской поехал, потому что город снегом завалило сильно, а зимней резины у меня не было. Когда выехал из города, поехал не по основной дороге, ту совсем занесло, а по другой. Спуски там еще круче и маршрут длиннее на 30 километров, но снег почему-то в той стороне всегда шел меньше либо вообще не шел. В общем, съехал без приключений. Повезло, можно сказать.
Помню еще, как снизу стало видно, что тучи как бы зацепились за город Big Bear Lake, а здесь, на равнине, уже было достаточно сухо. Эгис тем временем скинул мне адрес во Флориде, я ввел его в навигатор и поехал: почти через все Штаты, с запада на восток.
Ехал без остановок. Только когда уж очень хотелось спать, останавливался в первом попавшемся придорожном мотеле. Ночевал там, просыпался, завтракал и опять за руль и с песней.
Ехал быстро, с превышением скорости, как положено. Пару раз меня останавливали. Один раз отпустили - прокатила моя боксерская визитка. Понимающий полицейский попался. Во второй раз в штате Техас уже ничего не прокатило. Я даже не понял, откуда взялся этот полицейский. Как я гнал иногда в других местах - и ничего, а тут превысил скорость всего на 10 миль, и вот пожалуйста, вылез из ниоткуда. Оштрафовал, а я такой уставший был, что не стал с ним ни спорить, ни выяснять ничего. Да особо и не возразишь, если язык не знаешь. Подписал документ о нарушении и поехал до ближайшего мотеля.
Это был самый долгий и абсолютно пустой участок дороги на моем пути в штат Техас. Едешь часов семь - и ничего вокруг нет. Ну, не считая бензоколонок и каких-то странных мест, жутких, старых, заброшенных домишек, где останавливаться не хотелось, так как создавалось впечатление, что там небезопасно. В общем, остановился я только уже в Хьюстоне.
Выехал я в воскресенье в три часа дня, а во Флориду заехал в ночь со вторника на среду. Мы с Эгисом все время на связи были, и тут, узнав, что я уже во Флориде, он мне дал новый адрес. Это был зал, в котором тренировал своих бойцов Джон Дэвид Джексон.
Приехал я туда, познакомился с Джоном и его помощником Дериком Сантосом и уже на первой тренировке понял, что я опять приехал в никуда. Подумал тогда: и стоило мне в такую даль тащиться ради этого. Одна только радость: тут был океан, солнце, пальмы и всегда тепло. А как тренер Джон не проводил тренировки, не засекал время, не давал никаких заданий, а просто наблюдал за мной и лишь изредка говорил мне что-то, указывая на мои очевидные ошибки, которые у меня были. И практически на каждой тренировке он играл в игру на своем телефоне и лишь иногда смотрел, что я делал в ринге. Я тренировался совершенно самостоятельно, как и в Биг Бере. Я уже стал понимать, что тут повсюду будет так.
Я ведь к тому моменту уже позанимался и у Дона Тернера, и у Эдди Санчеса, и у Абеля Санчеса, и вот теперь у Джона Дэвида Джексона. Единственный, с кем мне нравилось тренироваться, был Эдди Санчес. Но его, видимо, нужда погнула и заставила мухлевать, о чем я уже рассказывал. А я не могу работать с такими людьми, которые от тебя просто крысят. Если бы не это, я бы с ним остался. С ним хотя бы интересно было.
Ну а теперь у меня уже не оставалось никакого выбора. Рыскать было поздно, дергаться некуда, тем более что бой уже на носу. Но тот бой, кстати, потом опять сорвался, и уже после этого возникла кандидатура Дарнелла Буна.
Победил Буна, за ним Лайонелла Томпсона, который вышел вместо Кампильо, а затем все-таки наступила очередь и самого Кампильо. Но прежде чем перейти к этому бою, а он получился совсем не простым, я бы хотел рассказать, как обосновался на новом месте. Тоже поучительная история.
Новые проблемы на новом месте
Итак, я приехал во Флориду за несколько месяцев до второго боя с Дарнеллом Буном. Я уже к тому времени довольно долго пробыл в Америке, но с английским у меня по-прежнему были большие проблемы. У самого запас слов был крайне ограниченный, но все-таки что-то сказать мог, а труднее всего было понимать чужую речь. Я и Дона не понимал, и Эдди не понимал, и Абеля, а теперь и Джона. Схватывал отдельные фразы. Процентов пять из всего, что говорили. Но во Флориде мне пришлось взяться за язык. Скоро должна была приехать Наталья. Мне надо было обустраивать уже нашу жизнь, а куда тут без языка? Хотя бы квартиру надо было найти.
Первые недели две на новом месте мы прожили с Натальей в отеле. А потом сняли квартиру в районе, который назывался Sunny Isles. Это очень своеобразный «русский» район, точнее будет сказать, русскоговорящий. Считается элитным. Там застройка хорошая, небоскребы и все такое.
В этом районе живет много людей из бывшего Советского Союза: украинцы, евреи, русские. А времена у нас тогда были непростые. Это ведь еще до моего первого гонорара в пять тысяч от Кэти Дува было. То есть я по-прежнему получал от Эгиса тысячу долларов в месяц, но жить теперь на нее надо было не мне одному, а вдвоем. Жилье оплачивать, машину заправлять, покупать себе хоть что-то иногда. Наталья хотела мне помогать, стала искать работу.
В один прекрасный день она позвонила по объявлению и нашла вакансию в магазин дорогой итальянской мебели в районе Санни Айлс. Этот магазин держала наша землячка из Челябинска, которая в 90-х эмигрировала в США. Ей нужен был человек с определенными рабочими критериями. Наталья ей сказала, что у нее была своя фирма в Челябинске, что она ее продала, чтобы приехать ко мне, и сейчас готова на любую работу. Сказала, что хочет у нее работать, что обучается всему очень быстро, в общем, что эта тетка не пожалеет, если возьмет ее на работу.
Дали Наталье две недели испытательного срока. Ей нужно было принимать и оформлять заказы, отвечать на звонки - обычная офисная работа. А мы тем временем решили уже здесь остаться, раз у нее работа в этом районе, хотя район дорогой. Но и сам район нам очень понравился. Нас тогда поразила красота этого места, где прямо на побережье океана стояли высоченные небоскребы. Повсюду много воды и мостов через каналы. И нам захотелось остаться именно здесь. На улице познакомились с одним русскоговорящим риелтором. Как выяснилось позже, в этом районе большинство населения было русскоговорящим. С помощью этого риелтора мы сняли крошечный клоповник с тараканами, который на сегодняшний день давно уже снесен. Тараканы там были не маленькие, как у нас в России, а огромные, которых мы называли «мадагаскарскими». Жилой площади в этой, так сказать, квартире было метров восемь-девять. Кровать была раскладная из стены. Хотел спать - выдвигал из стены, вставал - задвигал. И кухня, и туалет - все тут же, на этих же метрах. За всю эту роскошь нечеловеческую мы заплатили 950 долларов за месяц.
Жили, в общем, непросто. Наталья получила какие-то деньги за свою проданную фирму, ребята из Челябинска что-то подкинули. Получилось так, что на деньги, полученные от Эгиса, мы сняли эту «квартиру», а те деньги, которые привезла Наталья, тратили на питание. Кроме того, думали, что теперь еще и она зарабатывать начнет и будет легче.
Однако где-то через неделю стало ясно, что она на этой работе не нужна, но хозяйке, видимо, было неудобно ей это сказать. Тогда Наталья облегчила ей жизнь и в начале второй недели подошла и сказала, что видит, что здесь ей делать нечего. Та стала что-то мямлить, мол, ну да, нам нужна испаноговорящая работница. В общем, Наталья оттуда ушла с большим осадком негатива. Еще от хозяйки в разговоре прозвучала такая фраза: «Ты сколько здесь, в Америке, находишься? Две недели? Три? И уже хочешь работать в таком магазине и на таком месте?» Как будто не сама ей эту работу предложила. А потом стала говорить, как она сама приехала с двумя или тремя детьми, работала швеей. Иными словами, дала понять, что Наталья тоже должна пройти тот же самый путь. Подняться из низов и пройти всю дорогу. В конце концов она Наталье даже не заплатила. Ни доллара, ни цента.
У местных «бывших наших», не только у той тетки из магазина мебели, был какой-то серьезный комплекс на тему, что раз они здесь тяжело начинали, то и ты должен начинать не легче. Мы быстро поняли, что в этом районе живут настоящие жлобы, которые руку помощи никогда не протянут и за свои слова не отвечают. У меня у самого там случилась пара конфликтов из-за этого. Договорился с одним о небольшом деле, а завтра он от своих слов отказывается, мол, ничего он такого не говорил. Не хотелось жить рядом с такими людьми, тем более в таком клоповинке-тараканнике, в котором мы обитали. В результате я сказал жене: «Наташ, мы обязательно уедем от этих русскоговорящих к американцам, говорящим по-английски. Заодно и язык подтянем».
И мы переселились ближе к залу Джона. А ведь перед этим я был готов по 40 минут на тренировку ездить ради того, чтобы жить поближе к своим и к новому месту работы Натальи.
Пока доживали оплаченный месяц в тараканнике, мы упорно искали нормальную квартиру и чтобы она еще и стоила приемлемо. Лимит у нас оставался прежний - та тысяча долларов, которую выдавал мне Эгис. Случайно мы заехали в одну риелторскую фирму, где встретили женщину из Болгарии по имени Зорка. Она немного говорила по-русски и, что еще важнее, оказалась хорошим человеком. Она дала нам много вариантов, мы их стали обзванивать, и вот, пока мы искали квартиру, я неожиданно для себя самого очень здорово подтянул английский. До этого я вообще не мог по-английски по телефону говорить, комплексовал, а тут нужда заставила, и стал я говорить на нем на хорошую троечку, и комплекс сам собой куда-то делся. Надо было вопросы задавать - я задавал, в результате начал как-то общаться на английском.
Наконец в городе под названием Форт-Лодердейл мы нашли за тысячу долларов квартиру через дорогу от океана, которую снимаем до сих пор, куда приезжаем иногда, чтобы погреться на солнышке. Там же, бывает, живут мои спарринг-партнеры. В этом доме и тренажеры есть, и места достаточно. Очень удобная, комфортабельная квартира, при этом недорогая и в пятнадцати минутах от зала. В общем, хоть что-то стало налаживаться.
Так я и жил, тренировался у Джона Дэвида Джексона, не очень понимая, что это мне дает и дает ли хоть что-нибудь. Ну а бои шли, и их уровень повышался. Третьим соперником, которого дала мне Кэти Дува, стал экс-чемпион мира Габриэль Кампильо, который должен был быть вторым, но тогда сорвалось.
Странно, насколько все бывает не таким, как кажется. Что помнят об этом моем бое? Что я вроде бы без проблем закончил его в третьем раунде, а на самом деле я там прошел по очень тонкой грани, по самому краю.
Начальный этап подготовки, ОФП, я старался всегда проводить в горах, и, готовясь к бою с Кампильо, я поехал в знакомое место, где у меня были друзья и где я все и всех знал, - в Биг Бер. Я там уже сам снял дом и купил абонемент в тренажерный зал. Там был мешок, работать было можно. Прожил в Биг Бере где-то месяц, с середины ноября до середины декабря. Сначала проводил по две тренировки, потом купил велосипед и подключил третью - в 12 часов стартовал и ехал вокруг озера, а это 24 километра. В общем, нагрузил себя очень основательно.
Надо сказать, что после боя с Лайонеллом Томпсоном я уезжал домой в Челябинск, где, конечно, совсем не тренировался, а потом приехал в Биг Бер и слишком резко, не дав себе времени втянуться в процесс, взялся за дело. В результате уже на первой неделе я сильно перетренировался, перегрузил себя. Я даже по весу был практически готов к бою - оставалось всего 500 граммов до лимита моей весовой категории. Я еще подумал: ничего себе! Куда это я так спешу?
А потом на следующее утро я просыпаюсь и чувствую себя так, как будто меня к кровати привязали. Я думаю: чего делать? Решил, надо пойти пробежаться, все-таки ответственный бой с бывшим чемпионом мира. И вот так все оставшиеся три недели я там тренировался через «не могу», просто заставлял себя выполнять всю программу.
Когда приехал обратно во Флориду, мне по-прежнему все очень тяжело давалось. И снова заставлял себя. Вот после такой подготовки я вышел на бой с Кампильо.
Первый раунд я начал с натиска и сразу стал попадать хорошими ударами. Думал потрясти его, и если получится, то в первом же раунде и добить, чтобы это было по-настоящему зрелищно и красиво. Очень хотелось так закончить, но не получилось, Кампильо выстоял.
Второй раунд. И, к моему удивлению, я начал подуставать, а он, наоборот, стал поднимать темп и стал себя чувствовать куда более комфортно, чем в первом. Раунд закончился. Я сижу в своем углу и понимаю, что все идет совсем не так, как я хотел, как мне надо. Ведь я видел много боев Кампильо: с Бейбутом Шуменовым из Казахстана, с Тэворисом Клаудом, все были очень серьезными противниками, и я знал, что Кампильо от раунда к раунду поднимает темп и работает все сильнее и интенсивнее. С Клаудом он в первом раунде вообще в нокдаун попал, а потом совсем разбил его в пух и прах и клоуна из него сделал.
В третьем раунде я попал очень жестким ударом и понял, что если я его сейчас не добью, то я не вывезу все десять раундов, которые нам отведены на бой. В один момент я поймал его на левый сбоку, и он ринулся в угол, закрыв себя руками. Тогда я стал отчаянно пытаться закончить бой прямо сейчас. Раз послал Кампильо в нокдаун, затем - во второй раз.
После второго нокдауна я стою в углу, судья ему считает, а я думаю: неужели он встанет и продолжит? А я к тому моменту уже ТАК устал! Я уже понял, что все дело в том, что я просто очень сильно перетренирован, что я перебрал еще в Биг Бере на первой же неделе. Слишком резко я тогда себя сразу нагрузил, да еще в горах.
Но Кампильо все-таки смог продолжить бой. Рефери дал команду: «Бокс!» - а я, как будто меня кто-то подтолкнул, выложился полностью, чтобы только добить Кампильо. Уронил его в третий раз. Рефери остановил бой, а я думаю: «Слава богу!» И действительно, бог мне помог.
Из подготовки к этому бою с Кампильо и из самого боя я извлек большой урок, получил бесценный опыт. Я понял, что, когда я перегрузился на первой неделе тренировок в Биг Бере, надо было дать себе отдохнуть. Кстати, тот же Абель Санчес такие вещи напрочь не понимал. Где-то дня три-четыре мне вообще надо было ничего не делать. А я думал, что если пропущу день-два, то не подготовлюсь к бою нужным образом, и тренировался, тренировался и вот оказался в ринге в таком положении. Еще раз повторю: мне очень повезло, что бой закончился досрочно. Повезло, что удалось точно попасть, а потом доработать. Вообще один из моих главных козырей - это как раз то, что я умею добивать. Сохраняю хладнокровие, не тороплюсь, не бросаюсь сломя голову. Если зверь ранен, то он ранен. Значит, просто нужно еще раз в него хорошенечко попасть. Лучше всего попасть в ту же рану тем же ударом, который нужно хорошо спрятать, а потом неожиданно нанести.
Один из моих главных козырей - это как раз то, что я умею добивать. Сохраняю хладнокровие, не тороплюсь, не бросаюсь сломя голову.
Лучше всего попасть в ту же рану тем же ударом, который нужно хорошо спрятать, а потом неожиданно нанести.
Это не так просто, и прежде всего психологически. Ведь хочется прямо наброситься и все разом закончить. Руслан Проводников, когда дрался с Тимоти Брэдли в 2013 году, вот так же попал, кажется, в первом раунде, потерял голову и бросился добивать, ни на что не глядя. И вымахался. А Брэдли перетерпел. Руслану в той ситуации надо было только не торопиться, но опыта не хватило.
Потом меня целый год спрашивали, какой бой я считал своей визитной карточкой на тот момент. И я всегда отвечал, что бой с Кампильо. Я был рад, что, находясь в таком состоянии, я все-таки смог справиться с задачей, которая передо мной стояла.
Следующий бой у меня был через пять месяцев, 14 июня 2013 года, с Корнелиусом Уайтом. С Кэти Дува дела пошли быстро, и мы дрались уже не просто за деньги, а еще за право встретиться с чемпионом мира по версии IBF в нашей категории до 79,4 кг, которым тогда был Бернард Хопкинс[1]. У Уайта я тоже очень уверенно выиграл в третьем раунде, причем трижды послал его на пол. Таким образом, я стал обязательным претендентом на титул IBF.
Мы стали ждать ответа от Хопкинса, который должен был дать его в течение месяца, но он пока молчал. При этом сам бой должен был состояться где-то через три-четыре месяца. И тут нам из Англии поступает предложение провести бой с чемпионом мира по версии WBO Натаном Клеверли. Нам оставалось ждать ответа Хопкинса о том, будет он со мной драться или нет, еще где-то около двух недель, но мы, конечно, ждать не стали и дали англичанам согласие на бой за титул WBO с Клеверли. Я и очухаться не успел, а мы с Эгисом уже летели в Великобританию.
За титулом
В Великобританию так в Великобританию. Обычно я приезжаю на место, где будет проводиться бой, дней за десять. Ну, минимум за неделю. Но тут была разница во времени в шесть часов между Флоридой и Англией, к которой надо было успеть адаптироваться. Да и первый чемпионский бой в карьере - дело особое. Ответственность большая. Поэтому я приехал в город Кардифф в Уэльсе, где должен был встретиться с Клеверли, за две недели.
У Эгиса был телефон каких-то местных ребят, двух братьев, одного из них звали Карл, которые нас прекрасно встретили. Очень тепло, душевно. Всячески помогали, подвозили, куда было нужно, даже небольшую экскурсию по набережной провели. Они предоставили нам удобный спортзал для тренировок с рингом, с мешками. И еще эти братья почти сразу сказали мне: «Мы думаем, что ты побьешь Клеверли. Желаем тебе удачи».
У меня и у всей моей команды, естественно, возник вопрос: «Почему вы желаете мне победы? Я ведь боксирую с вашим местным чемпионом!» Они ответили: «Знаешь, он нам не нравится. Мы видим, что ты сильнее и по праву должен быть чемпионом». Это меня, конечно, сильно подбодрило.
Еще Карл спросил меня: «Сергей, можно я с тобой хоть пару раундов проведу или лапы подержу?» А мне тогда уже, честно говоря, неохота было ничего делать. Подготовка к бою практически закончена, остались только кое-какие мелочи. Но и отказать пацанам, которые с такой душой тебе помогают, тоже нельзя было. Побил я ему два раунда по лапам на одной тренировке - он просто счастлив был. Фотографии потом присылал, как мы вместе тренируемся. Братья вообще совершенно открыто встречались с нами в отеле, не стесняясь своих. Мы их еще спросили, не повредит ли им дружба с нами. Они ответили, что им абсолютно все равно, кто и что там о них подумает. Если какому-то дураку что-то не понравится - это его дело. Их в городе знают, и они пользуются там определенным уважением и авторитетом.
Эти братья действительно все время пытались как-то помочь, иногда самым неожиданным образом. Как-то привезли банку особого новозеландского меда «Манука». Карл еще сказал, что в нем очень много витаминов и больше ложки в день его есть нельзя. Еще когда отдавал эту банку, сказал: «Я тебе желаю удачи и победы!» И опять не просто так, а от души сказал. Признаюсь честно, что хоть все они и делали для нас от души, как говорится, но ко мне на секунду закрались сомнения в том, что с этим медом они подмешали что-то запрещенное, чтобы я попался на допинг-контроле и тогда титул чемпиона останется у Клеверли. Это, конечно, дурная мысль, но она имела место быть.
Ну, и разумеется, как всегда, не все было гладко. Наверное, перед половиной моих боев, а то и больше, хоть что-то да шло не так. Я даже привык к этому и стал считать, что когда не все в норме - это норма и есть. Тогда в Кардиффе тоже была своя проблема. Дней за десять до боя у меня началась аллергия. У меня появилась сыпь под коленями, с оборотной стороны на сгибах, в локтевых сгибах, где мягкая кожа, в области шеи и в паху. И эта сыпь вызывала еще сильнейший зуд. Хуже всего было за коленями. Чес там был просто невероятный.
Ситуация осложнялась тем, что я не мог принимать никакие таблетки, потому что боялся, что это может сказаться на результатах допинг-теста. Сколько таких случаев было, когда спортсмены принимали какие-то лекарства, понятия не имея, что из-за этого потом провалят проверку на допинг. И кто им потом верил, когда они говорили, что ничего не знали? В результате я, на всякий случай, не принимал даже самые обычные противоаллергические средства.
Но все-таки я что-то искал. В конце концов, кто-то из посетителей в аптеке, может быть, посоветовал мне средство под названием E49. Это такой смягчающий бальзам для детской кожи от различных раздражений. Я мазался им сколько мог, одного тюбика мне хватало только на один день, но помогало мало. Аллергия мешала отдыхать и восстанавливаться даже днем, а ночами я просыпался и не мог заснуть по два-три часа, пока меня не срубало заново.
Я считаю, что эта аллергия возникла у меня на нервной почве. Других причин просто и быть не могло.
Мне предстоял чемпионский бой, от которого зависела вся моя карьера и к которому я шел не просто последние четыре года, когда уже был профессионалом, а всю свою сознательную боксерскую жизнь.
И вот - день близок. На мне лежала огромная ответственность перед самим собой. Конечно, я волновался, а волнение и вылилось в эту аллергию.
Мы тем временем, несмотря на все проблемы, завершили наш тренировочный лагерь, сделали то немногое, что оставалось, подвели вес. Настал день взвешивания. Оно проходило под открытым небом на пешеходной улице, чем-то похожей на Арбат. Поставили сцену, на нее весы. Когда я на эту сцену поднялся, меня просто освистали местные фанаты Клеверли. Покрыли словами всякими, кто цензурными, кто нецензурными. Я, как обычно, не обращал тогда на это никакого внимания.
Взвесились. Потом нас поставили лицом к лицу. Нэйтан Клеверли попытался как-то проявить себя перед местной публикой, показать, что он уверен в себе, в своей победе, но было видно, что он очень сильно волнуется. Он сжал кулак и поднял большой палец вверх. Я в ответ тоже сжал кулак, но перевернул его большим пальцем вниз. Людям это понравилось. У нас там, кстати, была своя хорошая группа поддержки. Прилетели знакомые с Украины. Один из них, серьезный большой человек по имени Василий, с тех пор перебрался в Америку и теперь иногда с женой и сыном приезжает на мои бои. Друзья Эгиса из Литвы прилетели поддержать. Из России прилетели мои друзья. Звиади прилетел и еще пара спонсоров. В общем, собралась такая международная компания самых верных, самых надежных ребят. Так что мы не обращали внимания на давление со стороны британской публики.
Наступил день боя. Арена вместимостью в восемь тысяч человек набита битком.
Понимание того, что все эти люди собрались посмотреть на тебя, что ты участник главного события - это совершенно непередаваемое, ни с чем не сравнимое ощущение.
Когда я шел к рингу, все гудели, свистели против меня, а меня это, наоборот, заводило и дополнительно мотивировало.
Я люблю разочаровывать людей, которые в меня не верят и болеют против меня. И я знаю, что после боя половина болельщиков переходит на мою сторону.
И тогда, когда я выходил против Клеверли, все было точно так же. Я шел и думал: «Погодите, только дайте гонг, и все поменяется, и вы сами поменяетесь!»
Я понимал, что смету этого Клеверли, потому что другого выбора у меня не было. Я ведь нес ответственность не только перед самим собой, но и перед спонсорами, которые мне помогали, перед друзьями, которые в меня верили, перед семьей, которая от меня зависела, в том числе и финансово. Наконец, мне было просто стыдно проигрывать.
С первого раунда я знал, что мне надо делать. Когда я, еще только готовясь к бою, увидел, что Клеверли боксирует в закрытой стойке, то есть высоко держит руки, нащупывает джебом[2] и засаживает справа, я настроился на то, чтобы бить ему не в голову, а в плечи. Я хотел отбить ему плечи, чтобы у него упали руки и я мог сделать свою фирменную работу и нокаутировать его.
Мы боксировали в перчатках Reyes. Они выглядят объемными, но наполнение в них очень мягкое, почти воздушное, что позволяет бить практически костяшками кулаков, и это тоже пошло мне на пользу.
Опять-таки, как во всяком бою, не все шло гладко. Во втором раунде был момент, когда я почувствовал какую-то неуверенность и стал много промахиваться из-за того, что он успевал то уклониться, то разорвать дистанцию. То сам вроде бы бью по цели, а кулак летит куда-то мимо. Где-то полраунда это длилось. Ну а потом я опять переключился на плечи, и все снова пошло нормально.
Я отбивал ему плечи, как только мог. Вкладывал в удары столько дури и столько сил, сколько у меня было. Отбить кулаки, когда бьешь по плечам, - невозможно. Они достаточно мягкие, а мышцы, по которым бьют, - немеют. Заканчивается это тем, что руки падают.
В конце второго раунда я увидел первые признаки того, что моя тактика начинает срабатывать. Он стал встряхивать руки. В третьем раунде у него уже явно болели плечи, временами казалось, что он уже готов уронить руки. И вот, когда он их слегка опустил, я поймал момент, пробил левой полуснизу-полусбоку и хорошо болтанул его. После этого я стал бить максимально жестко, чтобы закончить бой досрочно. Я принялся всаживать ему удар за ударом, пока после двух правых боковых он наконец не упал в первый раз.
Я стал бить максимально жестко, чтобы закончить бой досрочно. Я принялся всаживать ему удар за ударом, пока после двух правых боковых он наконец не упал в первый раз.
Нокдаун был тяжелый. Он еле встал и вскоре снова упал после серии боковых с обеих рук. Уже совсем еле-еле встал и, болтаясь, удерживался на ногах с большим трудом, рефери принял решение остановить бой. Он взял одной рукой Клеверли и прижал к себе, а вторую руку поднял и успел махнуть ей пару раз, сигнализируя о том, что он решил остановить бой и бой окончен, как в этот момент прозвучал гонг. Тогда рефери не растерялся и дал возможность Клеверли продолжить бой, проводив его в угол ринга к его секундантам, с надеждой на то, что тот восстановится за минуту отдыха в углу. Как мне показалось, рефери этим самым решил снять с себя ответственность за остановку боя и дал секундантам Клеверли возможность самим принять это решение отказаться от боя.
Начался четвертый раунд. Я не стал бросаться на Клеверли. Нельзя кидаться на бойца, который находится в опасности. Он в этот момент опасен, как раненый зверь. Когда-то у нас на охоте был такой момент, когда здоровенный раненый кабан, весом, наверное, больше 200 килограммов, ломая все на своем пути, в том числе и небольшие деревья, бросился на стрелка. Я сам в это время сидел в машине, пил чай и видел все со стороны. Рядом всегда были стрелки на подстраховке. Они стреляли в кабана из карабинов со всех сторон, в бока, в упор, и не дали ему добежать до того охотника, на которого он нацелился.
Боксер после нокдауна не соображает, что он делает, действует на инстинкте и может быть очень опасен.
Также и боксер после нокдауна не соображает, что он делает, действует на инстинкте и может быть очень опасен. Я понимал, что мне сейчас не надо никуда рваться, а нужно спокойно довести раунд до победного конца. Я уже его уронил, гонг его спас, но он все равно потрясен, и если не делать ошибок, то это просто вопрос времени, когда я его добью. Так и получилось. В четвертом раунде, не сразу, но еще в начале, в первые полминуты, я снова серией послал его в нокдаун, и теперь рефери уже принял окончательное решение остановить бой. И правильно сделал.
Это была секунда счастья. Не верилось, что я стал чемпионом мира, что добился того триумфа, к которому так долго шел.
Это была секунда счастья. С одной стороны не верилось, что я стал чемпионом мира, что добился того триумфа, к которому так долго шел. С другой, учитывая, сколько сил я в это вложил, рано или поздно это должно было произойти. И вот бог мне помог одержать в Великобритании победу над небитым местным бойцом.
Когда все немного улеглось и я осознал, что победил, я был, конечно, очень рад, но у меня не было такого восторга, как будто я сделал что-то невозможное. Я всегда знал, что буду чемпионом, и почти сразу после того, как я получил свой первый титул, мне захотелось большего. Я уже хотел встретиться с более сильными бойцами, которые смогли бы продержаться подольше. Я уже тогда знал, что эта вершина в моей карьере не последняя и далеко не самая высокая.
Вот так я завоевал свой первый чемпионский пояс в Кардиффе, где у меня теперь много фанатов, с которыми я переписываюсь, куда меня часто приглашают, и устно, и через «Фейсбук», и даже готовы оплатить мне дорогу, заплатить гонорар за приезд, лишь бы я приехал, но, к сожалению, я просто не могу найти время, чтобы нанести визит в Великобританию.
Как я и ожидал, уходя с ринга, я увидел, что очень многие люди совсем не так реагировали на мою победу, как на мой выход перед боем. Многие стали болеть за меня еще по ходу боя, а потом брали автографы.
Я почувствовал: вот она, чемпионская жизнь. Я понял, что чемпионский пояс - это магнит, который всех притягивает.
Скажу честно, мне сразу понравилось чувствовать себя чемпионом. Ведь когда ты чемпион, все хотят быть рядом с чемпионом. И я говорю это из своего жизненного опыта, которого мне хватило предостаточно в моей боксерской жизни, а в ней я не всегда был чемпионом.
Уже когда я был в раздевалке, ко мне зашли люди из WBO, объяснили, что тот пояс, который мне вручили, они теперь должны забрать, так как он навсегда останется собственностью Клеверли, а для меня специально изготовят новый пояс, который вышлют на тот адрес, который я назову.
Потом мне зашили сечку, которую я получил от удара головой, и я отправился в отель. Но тут тоже не обошлось без приключений.
Я выходил с арены в сопровождении своих друзей и видел вокруг много агрессивно настроенных и при этом совершенно пьяных людей. Ребята из моей компании понимали, что тут может случиться какая-то провокация, и настроены были соответствующе. Пацаны взяли меня как бы в коробочку, и я был хорошо ими защищен.
И тут группа пьяных фанатов Клеверли вышла нам навстречу. Один из них, наверное, самый пьяный или, может быть, самый смелый, узнал меня и рванул в мою сторону, но не дошел. Передо мной шел один из моих друзей по кличке Пупа, здоровый двухметровый парень из Литвы, и он этого пьяного хулигана очень грамотно встретил ударом правой навстречу. Кстати, он впервые в жизни был на боксерском матче. Получилось так, что благодаря Пупе этот малый, который ко мне бросился, как кинулся, так и отвалился. Я еще Пупе сказал: «Ты случайно телохранителем не подрабатываешь? А то уж очень профессионально ты это сделал!»
Сразу же кто-то из наших поднял пьяного британца и посадил рядом на лавочку. Приятели этого забияки, по-моему, даже не поняли, что с ним произошло. А Пупа посмотрел на них так выразительно и сказал по-английски: «Вам чего, тоже хочется?» Они сразу ответили: «Да нет! Он просто пьяный! Мы ничего не имели в виду. Все нормально». Мы прошли еще буквально метров 30 или 50 и увидели, как из-за дома вышли полицейские. Даже не знаю, видели они, как мы разобрались с этим пацаном, которого посадили на лавочку, или нет. Я и сам-то это все видел краем глаза и слышал краем уха, так как мои друзья вели меня в очень плотном кольце, как будто пленного.
Вот так мы дошли до отеля, он совсем рядом был. Зашли туда и разошлись на время по номерам. Но еще часа три я никак не мог успокоиться, со всеми переписывался, созванивался. Потом собрались, поужинали и отметили все как положено. Спиртного я изрядно выпил, а как тут было не выпить? Не каждый день становишься чемпионом. Лег спать очень поздно, уже совсем без сил. А в итоге проспал свой самолет. Еще засыпая, я думал: проснусь так проснусь, а не проснусь - возьму другой самолет. Проспал. Причем тогда я не понимал, что я проспал. У меня был единый билет Майами - Лондон - Москва - Лондон - Майами, а так как я не полетел из Лондона в Москву, у меня сгорели и все остальные билеты. Узнал об этом я только месяца через полтора, когда полетел обратно из России, где пробыл так долго, потому что слетал еще домой в Челябинск.
Ничего не подозревая, я приезжаю в аэропорт, даю свой паспорт, а мне говорят: «Вы ошиблись. Вы не зарегистрированы на этот рейс. У вас нет билета». Я им показываю билет, квитанцию об оплате, но в результате выяснилось, что раз я не летел тем рейсом из Лондона в Москву, все остальные билеты были аннулированы автоматически. Пришлось покупать за тысячу долларов прямой рейс Москва - Майами компании Air Berlin, благо на карточке были деньги.
Часть четвертая. Чемпион
В Америку я уже приехал полноправным чемпионом со своим собственным поясом. Пока я ездил домой в Челябинск, его, как и обещали, прислали в Москву. На обратном пути на каком-то боксерском мероприятии в центре Москва-сити в ресторане Sixty, где собралось много моих друзей, Эгис и вручил мне мой первый чемпионский пояс.
Америка встретила меня хорошо. Собственно, еще когда я только собирался в Великобританию, я почувствовал, что интерес ко мне значительно вырос. Разные каналы и издания брали у меня интервью. Вообще в Америке не только чемпионы, но даже претенденты сразу же попадают в сферу довольно назойливого внимания СМИ. Пресса там работает куда активнее, чем в России. Пишут обо всем: о чем надо и не надо.
Едва я прилетел, меня стали приглашать на всякие радиошоу, в газеты на интервью. Первые месяц-два я распылялся, всюду ходил, потом стал от этого уже реально уставать. Я стал переводить все звонки и e-mail на Эгиса, а он уже сортировал, кто нам нужен, а кто нет. А то поначалу попадалось слишком много людей, которые просто пытались на мне сделать себе пиар, добиться какого-то повышения по службе, а мне все это было не надо и никакой пользы не приносило. Зачем мне нужно было, условно говоря, давать интервью какому-то американскому журналу типа «Огонька»? На тот момент уже меня и Эгиса интересовали прежде всего серьезные, пользующиеся авторитетом боксерские издания.
Куда меня только не приглашали! Я ездил в пожарные части, больницы, учебные заведения, полицейские участки, на разные благотворительные акции. На одни из них вполне можно было не ходить, на другие, как, например, к детям, страдающим онкозаболеваниями, обязательно нужно было приехать. Как мог, я старался поднять им настроение. Помню еще тогда навещал в госпитале детишек, пострадавших после землетрясения на Гавайях. Тоже пытался вселить в них какую-то веру и уверенность, что все еще у них в жизни будет нормально. Но меня дергали постоянно, и когда надо, и когда не надо. Зато едва начинался тренировочный процесс, я от этого старался изолироваться.
Питер
Жизнь в статусе чемпиона вроде бы шла по-прежнему, но в ней появились и вещи, для меня совершенно новые. До этого я не был знаменитостью или особенно известным человеком, поэтому никогда ни с чем подобным не сталкивался. Теперь пришлось столкнуться. В первый раз, но далеко не в последний.
Был один человек, который подкрался ко мне издалека. У моей жены была во Флориде знакомая из Челябинска, с которой она стала общаться чаще, за неимением друзей в Америке. У нее был муж. Звали его Питер. Раньше он был очень богатым человеком. Чего у него только не было: яхты, дома, машины, состояние, миллионы… А она, молодая девчонка, вышла за него замуж. Потом он попал в аварию. Ему прописали обезболивающие таблетки, от которых он стал кайфовать. Они были опасны тем, что при повышении дозы их действие менялось и становилось наркотическим. В конце концов Питер и стал настоящим наркоманом. У него начались серьезные проблемы. Он многое распродал. Девочка от него ушла. В общем, покатился под гору. В какой-то момент объявил себя банкротом.
При этом он был очень талантливым человеком в промоушене, в раскрутке чего-либо или кого-либо. Мог кого угодно в чем угодно убедить. Мозги у него работали на «пять», а то и на «пять с плюсом». Но его погубила эта отрава, на которую он подсел.
Однако Питер не стал таким наркоманом-наркоманом. Умнейший мужик, с тьмой идей и нужных знакомств. Он вошел ко мне в доверие, что вообще очень хорошо умел делать, в том числе и с людьми куда более искушенными и опытными в таких делах, чем я. С одной стороны, у него были связи, и казалось, что он может быть полезен, с другой - мне было по-человечески его жалко, мне хотелось его поддержать, и я его действительно поддерживал. Тратил на него свое время, немного даже поддерживал финансово.
В общем, он просто втерся ко мне в доверие. К тому времени коллектив Main Events придумал для меня прозвище - Krusher. Как мне об этом рассказала Николь, дочь Кэти Дува, они сидели у себя в офисе и пересматривали мой второй бой с Дарнеллом Буном. На них произвело сильное впечатление то, как я забивал его сериями, тогда они и сказали, что я настоящий «crusher»[1]. Ну а потом уже переделали в Krusher. Грамматически это неверно, но начинается на ту же букву, что и моя фамилия, звучит так же и к тому же лучше запоминается.
Честно признаюсь, я тогда совершенно не понимал, какую большую роль может сыграть в Америке правильно подобранное прозвище. Я уже говорил, что ни одно погоняло так ко мне и не пристало. Ну, Ковалем иногда называли и называют по сей день.
Я спросил Эгиса, нужно ли это, он сказал, что да, и объяснил это так. Во-первых, в любой момент может появиться другой боксер с фамилией Ковалев, как уже было в сборной, и нас начнут путать. Теперь же получалось, что Ковалевых может быть сколько угодно, а Krusher - один. Во-вторых, кличка отличная, и она реально поможет моему продвижению. Эгис был совершенно прав. Сейчас многие фанаты в Америке называют меня не по фамилии, а именно Krusher.
Но тогда я еще не понимал всей кухни профессионального бокса, поэтому и задавал много разных и, возможно, не самых нужных вопросов. Позже мне уже пришла идея создать свой логотип, который говорил бы любителям бокса обо мне как о символе российской школы бокса.
Я попросил разных людей изложить на бумаге свои идеи относительно того, как и с чем я у них ассоциируюсь, чтобы потом на основе понравившегося мне предложения разработать мой логотип. Питер предложил мне тот вариант, который я впоследствии выбрал, а потом отдал на доработку профессиональному дизайнеру, после чего логотип обрел своего хозяина.
Питер меня убедил, что Krusher звучит очень круто, и я должен запатентовать свою торговую марку, свой бренд с таким названием. Он умел убеждать, и я, конечно, сразу же прислушался к его совету. В принципе, я был готов сделать Питера своим PR-менеджером, но он неожиданно очень некрасиво себя повел. Он стал подсовывать мне контракт, касавшийся моего бренда. Получалось, что он в доле, его партнер - тоже в доле и так далее. Это был уже перебор. Никаких контрактов подписывать я с ним, естественно, не стал, так как к тому времени уже разобрался, что, несмотря на свои великолепные идеи, человек он был несерьезный и положиться на него было нельзя. Тогда он стал шантажировать меня разными бессмысленными аудиозаписями, которые, оказывается, делал в момент нашего, как мне казалось, товарищеского общения.
Короче говоря, этот Питер оказался таким гадом, что я в это поверить не мог. Просто в шоке был. Я относился к нему как к человеку, у которого в жизни были определенные проблемы и сложности, в свой дом его приводил, мы ели за одним столом, иногда он ночевал у нас дома, если была такая необходимость, я помогал ему по-человечески, а он потом еще попытался все это так по-подлому против меня же и вывернуть. У меня тогда создалось впечатление, что он не просто сволочь, но еще и несколько больной на голову.
В общем, я не стал с ним продолжать общение, но и не стал его кидать. Я выкупил у него права на логотип, который он мне предложил, заплатив ему тогда весьма круглую сумму. И сделал это в то время, когда сам еще никаких больших денег не зарабатывал.
Жизнь шла своим чередом. Я победил Клеверли, завоевал свой первый титул. Съездил в Россию, вернулся в Америку и вскоре после этого получил от промоутера предложение провести бой в Канаде.
Ни я, ни Эгис, ни Катя не собирались ограничиваться поясом WBO. Были и другие. На тот момент из остальных чемпионов в моем весе самым сильным считался канадец гаитянского происхождения Адонис Стивенсон[2], который владел титулом WBC. Вот к нему-то мы и решили подкрасться, проведя бой в «его дворе». С этой целью Катя и добилась включения моего боя в ту же программу 30 ноября 2013 года в Монреале, главным событием которой был поединок Стивенсона с британцем Тони Беллью[3]. Таким образом, она хотела познакомить канадских зрителей со мной и дать им возможность сравнить меня с их чемпионом. Это, конечно, должно было облегчить впоследствии организацию боя с самим Стивенсоном.
Осталась задача найти соперника. Я уже сейчас не помню всех подробностей, но как-то позвонил мне Эгис и сказал: «Серый, мы никак не можем найти противника. Сейчас закинули удочку к Исмаилу Силлаху, ждем ответа».
С Силлахом мы уже как-то пытались организовать бой, тогда не вышло. Но на этот раз через пару дней кто-то из его команды перезвонил и подтвердил, что они согласны.
Мне никогда не нравилось, как он понтовался, мол, я самый сильный, я самый крутой.
Силлаха тут называют «черный русский».
Мы с Силлахом в жизни к тому моменту не встречались, но мне никогда не нравилось, как он понтовался, мол, я самый сильный, я самый крутой. Когда я приехал в Америку, я узнал, что Силлаха тут называют «черный русский», и его имя все время проскальзывало в разных новостях. Потом я увидел интервью, сделанное в Украине, где он весь в золотых кольцах, весь обвешанный золотыми же цепями поверх футболки, как американский рэпер, там Силлах говорил, что он единственный настоящий чемпион, что с ним никто не хочет боксировать. Это он имел в виду, что Жан Паскаль, являвшийся тогда чемпионом мира, соскочил с боя с ним. Здесь-то он был прав, но его манера поведения мне не нравилась. Он хвастался всем, чем только мог. Обо всех соперниках говорил свысока. Короче говоря, человек просто сам просил поставить его на место.
Свою роль сыграло и то, что сам я в то время за свои бои ничего не получал. У меня лишь долги росли. Только поймите меня правильно. Это была не зависть. Это было ощущение несправедливости происходящего. Я думал: «Что Силлах сделал такого, чего не сделал я? Почему мы находимся в настолько разном положении?»
К тому моменту, когда зашла речь о моем бое с Силлахом, тот уже забыл о своем поражении от Дениса Грачева, которое потерпел за год с лишним до этого. Силлах тогда в восьмом раунде пропустил удар и просто дал себя добить. Ну, присядь на колено, дай себе время подумать, приди в себя или заблокируй соперника, обними его, зажми, повисни на нем, не дай ему ничего делать, не дай ему себя бить, время как-то убей, а там, глядишь, и голова проветрится. Но нет, он повел себя в тот момент, как перворазрядник.
А перед боем с Грачевым Силлаха спросили, что он о нем думает, и он очень высокомерно ответил: «Простой парень. Ничего особенного». И тогда же его еще спросили обо мне, и он ответил, что я простой рядовой боксер и он меня с легкостью пройдет, если наш бой когда-нибудь случится. Вот именно тогда у меня и появилась мечта спустить его с небес. Так что я был очень рад, когда мы подписали контракт на бой с Силлахом. Однако это было только полдела. Теперь мне еще предстояло отбоксировать как следует.
Именно тогда у меня и появилась мечта спустить его с небес. Я был очень рад, когда мы подписали контракт на бой с Силлахом.
Потом как-то все немного успокоилось. На пресс-конференции уже перед нашим боем Силлах очень добродушно обо мне говорил: Ковалев - очень хороший боец, он чемпион мира, я очень благодарен, что его команда выбрала меня в соперники, я, в свою очередь, постараюсь сделать все, что могу, и все такое. Я ответил в том же духе. В общем, обменялись любезностями.
А когда я потом пришел в номер гостиницы, кто-то из друзей прислал мне ссылку из Интернета на то, как Силлах говорит уже совсем другое: «Я Ковалева деклассирую!» - и дальше в том же духе: «Я его измотаю, а в конце боя просто уничтожу и нокаутирую».
«Я Ковалева деклассирую!» «Я его измотаю, а в конце боя просто уничтожу и нокаутирую».
Короче говоря, обещал об меня ноги вытереть. Я думаю: что это за раздвоение личности у человека? Там одно говорит, здесь - другое.
На взвешивании, когда нас поставили лицом к лицу, я ему говорю: «Слышь, ты чего такое говоришь? Двуличный ты какой-то. Там - одно, здесь - другое. Ты уж как-нибудь определись». Он отвечает: «Я буду тебе пробивать сильные удары, - и руками так показывает: - У тебя будут вспышки, вспышка слева, вспышка справа». Тогда я ему сказал: «У тебя будет одна вспышка. И скорее всего, последняя».
В начале боя мне здорово мешала собственная злость. Я был слишком заряжен на нокаут, слишком хотел завалить его так, чтобы его просто вынесли с ринга, а он каждый раз вовремя разрывал дистанцию, и многие мои удары не долетали до него. Они либо вообще пролетали мимо, либо только касались его. Сила и жесткость моих ударов до него не доходили.
После первого раунда, сидя в углу, я успокоился. Понял, что надо просто хорошо боксировать, а не пытаться засадить нокаутирующий удар. Тогда само все придет.
Так все и получилось. Начался второй раунд, и я решил просто пробить навстречу, когда он дернется на меня. Он дернулся - и я пробил справа. Мой удар его серьезно потряс, он упал, ему отсчитали нокдаун, он встал. Я в тот момент в таком состоянии был: чувствовал - только дадут команду «бокс», и я его добью.
Рефери дал команду «бокс», я подскочил и вломил ему от всей души. На этом бой и закончился. Так я похоронил карьеру Силлаха.
Не знаю, может быть, это сделал еще Грачев, но мне кажется, что все-таки я нанес ему тяжелейшее поражение в его карьере, после которого он надломился как боксер и уже не смог выступать на высоком уровне профессионального бокса.
Так получилось, что потом я с Силлахом долго не пересекался, а затем попал в зал к известному тренеру Фредди Роучу, где он работал спарринг-партнером у Дениса Лебедева. Я подошел к Силлаху, спросил: «Как дела? Что, дуешься на меня?» Он ответил: «Да нет. Просто понял, что это не мой вес. Слишком много гонял». И я подумал: а при чем тут это? Я тоже гоняю, бывает, по 11 кг. Главное не в весе, а в том, что у тебя в голове, что находится внутри тебя. Но он все настаивал, что проиграл из-за сгонки веса. Ну, я тогда сказал: «Ладно, давай. Удачи!» - и пошел в раздевалку. О чем там было еще разговаривать? На этом у нас все и закончилось. Больше мы никогда не общались. Говорят и говорили, что он плохо держит удар. Конечно, это очень важно. Но в его случае, мне кажется, главным было не это, а то, что он просто зазнался, слишком высоко вознес сам себя. А я ему немного помог тем, что спустил его с небес.
Конечно, тот, кто не падал, тот и не поднимался. Это правда. Но далеко не каждый, кто падал, сумел подняться. И это тоже правда. Поднимается в жизни только тот, кто, сделав ошибку и дорого заплатив за нее, делает выводы, и это дает ему силы встать и бороться снова, уважая всех вокруг себя. И по жизни я стараюсь вести себя именно так.
Пики
После боя с Силлахом я поехал в Россию, а потом в нашей жизни с Натальей произошло большое горе, которое мы не забыли по сей день и никогда не забудем. Но чтобы рассказать эту историю, мне придется сначала вернуться немного назад, в осень 2012 года. Мы тогда полгода как переехали во Флориду. И вот Наталья стала просить меня, чтобы мы взяли котенка или собачку. Идея эта ей пришла в голову после того, как мы побывали у друзей, которые завели собаку, взяв питомца из приюта. Они дали ей телефоны разных приютов, она стала их прозванивать. Я часто отсутствовал, вечно был в разъездах, особенно когда готовился к боям, и ей нужна была живая игрушка. Закончилось все тем, что мы взяли из приюта двухмесячного йоркширского терьера. Работники приюта назвали его Пикассо, но мы чаще звали его просто Пики.
Он попал в приют со сломанной задней лапкой. При каких обстоятельствах это случилось, мы даже не спросили, так как, увидев его, просто обомлели. В приюте его подлечили. Наталья увидела его фотографию в Интернете и сразу сказала: «Я хочу его!» Мы поехали в приют и взяли этого щенка. Это был мой подарок Наталье на ее день рождения.
Пики был совершенно необыкновенный щенок. Мы просто влюбились в него, и очень скоро он уже стал для нас как ребенок. Я сказал, что он был йорком. На самом деле, он был в два раза крупнее йорка, и у него была очень густая шерсть. Хорошая порода явно, но не в породе дело. Он был невероятно привязан к жене. Всюду ходил за ней, как ниточка за иголочкой. Он все понимал, все время общался с нами, разговаривал. Уникальный был пес.
Как-то мне пришлось на пару недель уехать в Россию по делам. И когда я уже был там, мне поступило предложение от моего товарища, который живет на Кипре, слетать к нему в качестве почетного гостя на турнир. Я уже должен был вылетать на Кипр, как мне позвонила заплаканная Наталья и сказала, что Пики попал под машину на парковке.
Я спрашиваю: он живой? Она говорит - живой. Тогда я говорю: вези его в больницу, скажи, что заплатим любые деньги, лишь бы они вернули его к жизни. У меня на тот момент на счету было 50-60 тысяч долларов, и я все их одним махом был готов отдать, только бы Пики остался жив.
Наташа тогда приехала в банк вместе со своей подругой, поставила машину на парковку, а там это такой небольшой пятачок на пять машин. Она не хотела оставлять Пики в машине, потому что на улице было очень жарко. Отдала его подружке, чтобы та держала на руках и не давала убегать на улицу, и сама направилась в сторону банка. Только зашла, как услышала, что на улице завизжала собака. По голосу узнала Пики. Вылетела из банка и увидела, что он лежит раздавленный. Пытается встать на передние лапы, а задние просто расплющены. Подружка подбежала к нему, а он укусил ее до крови. Наташа рассказывала: «Он скулит, скулит и ищет меня глазами. Я к нему подбежала, взяла его, и он успокоился».
Пики, как я уже говорил, был очень привязан к Наташе. Наверное, увидел, что она уходит, вырвался из рук подруги и побежал за ней. Не удержала его, в общем. А там уже попал под машину. Флорида - штат пенсионеров. Там машины водят такие старики, у которых по-хорошему права забирать было бы надо. Они еле ходят, не видят ничего, а машины водят. Парадокс.
Его привезли в больницу, но там ему только сделали укол и усыпили его. Сделать ничего было нельзя. Машина колесом проехала по задней части тела, по лапам, раздавила там все. Он уже был наполовину мертвый, а та часть, что была живой, только мучилась.
Тогда эта девушка и ее муж Питер, о котором я уже рассказывал и который очень умело использовал момент, чтобы втереться к нам в доверие, помогли Наташе. Похоронили Пики у одних наших знакомых на заднем дворе, и каждый раз, когда я приезжаю во Флориду, я его навещаю по возможности.
Для меня это был такой шок! Я тут же позвонил на Кипр, извинился и сказал, что у меня траур и я никуда не поеду. Я серьезно отношусь к своим обещаниям, но тогда я на самом деле никуда ехать не мог. Тут никакие слова не смогут передать, что мы тогда испытали. Говоришь - и сам чувствуешь, что ничего не сказал.
Это была одна из самых страшных потерь в моей жизни и в жизни Натальи.
И так все совпало, что как раз в то время нам одобрили грин-карты и наши паспорта находились в миграционной службе. Мы тогда не могли выехать из Америки. Я вылетел с помощью адвоката, который добился того, что мне выдали так называемый travel passport, «паспорт путешественника», который выдают в исключительных случаях, когда твои документы еще не готовы. По этому паспорту я вылетел и должен был прилететь обратно через две недели.
И вот я за тысячи километров от Натальи, а она там стала просто сходить с ума. Пики прожил с нами всего год и три месяца, но он так глубоко врос в нашу жизнь, что без него ее как будто и быть больше не могло, а тут его не стало, и к этому надо было привыкать, потому что изменить здесь было ничего нельзя.
Наталья говорила мне, что постоянно видит его, что он вот тут сидит рядом с ней. Прошла в комнату, села, и он идет и садится рядом с ней. В тот момент она не могла больше в этой квартире находиться одна. Она плакала все время. Конечно, я всячески пытался ее утешить. Говорил, что, видимо, это должно было произойти, что у Пики была какая-то миссия, которую он должен был выполнить и выполнил, что нас ждет что-то хорошее. Говорил ей, а сам еле сдерживал себя. До сих пор, когда говорю о Пики, ком в горле стоит. И сейчас у меня на телефоне фотография с ним.
Была и еще одна история, которую как хотите, так и понимайте. Когда мы брали Пики из приюта, нам там подарили кружку с его изображением. Сначала пытались продать. А мы тогда были очень ограничены в деньгах. Денег с боев едва хватало на жизнь. Те деньги, что я получал за бои в Америке, кончались быстро. За Пики нужно было отдать пятьсот долларов, да тут еще за кружку просят тридцать. Стали уговаривать, чтобы продали за пятнадцать долларов, но согласны были отдать только за 20 долларов, мы отказались. Потом эта женщина из приюта посмотрела на нас, малоимущих, и говорит: «Да ладно. Я вам ее дарю! Только берегите этого малыша».
Эта кружка стояла у нас на холодильнике. И вот прямо перед отъездом в Россию я ее случайно задел рукой, она упала и разбилась. До сих пор себе этого простить не могу. Потом много думал о том, что эта кружка была частью Пики или его талисманом. Как-то она была с ним связана. Разбилась она, погиб и он.
Наташа позвонила мне и попросила сделать ей такой же travel passport, как у меня. Она просто больше не могла находиться в нашей квартире одна. Я сделал, и она прилетела ко мне в Челябинск, и мы стали вместе бороться с нашей потерей.
Потом приехали в Америку. Наши друзья из Челябинска, которые тоже осели во Флориде, решили подарить нам собаку. Теперь мы уже не брали щенка из приюта, а купили в магазине с родословной. Тоже йорка. Я назвал его Жориком. Одно время звали по породе Йориком, а потом это само собой вылилось в Жорика. Мы сначала хотели назвать его Пики, но потом подумали, что это будет неправильно. Пики был один-единственный. Жорик хороший, но он не такой.
Пики был исключительной собакой, и у него действительно была миссия, которую он выполнил, а выполнив, ушел.
Какая миссия? А вот такая. Через несколько дней после того, как у нас появился Жорик, я уехал на сборы в Биг Бер готовиться к бою с Седриком Эгнью. Было это в самом начале февраля 2014 года. И Наталья все что-то темнила, говорила: «Я тебе 14 февраля, на День святого Валентина, сделаю подарок». Но это единственное, что можно было понять. В остальном говорила какими-то непонятными фразами, из которых я уяснил себе только одно: вроде бы она заказала какой-то подарок, и он 14 февраля должен был прийти.
И вот, помню, еду я 14 февраля в Биг Бере на велосипеде вокруг озера, и тут мне на телефон приходит как подарок на День святого Валентина фотография-коллаж. На ней завернутый в подарочный бант младенец, наша с Наташей свадебная фотография, еще какая-то фотография и фото теста на беременность.
Смешно, но я не сразу понял. Думаю: классный коллаж, конечно, а тест на беременность тут при чем? Звоню Наталье и спрашиваю: «Ты что, беременна?» Она говорит: «Да!»
Вот тут меня пробило по-настоящему. Мы с Наташей к тому моменту были вместе уже 10 лет. Времена у нас были разные. Когда очень сложно было и ничего не складывалось, мы детей не хотели, откладывали до лучших времен. Последние полтора года Наталья на меня просто давить стала. Говорила, что сама проверилась по здоровью, у нее все в порядке, теперь моя очередь. Я ей говорил: «Отстань. Нет у меня никаких проблем, и когда-нибудь у нас будет ребенок. Всему свое время». И вот я узнал, что Наташа беременна.
Я уже говорил, что тренировка на велосипеде в Биг Бере была своеобразная. Едешь вокруг озера - а это 24 километра, есть время подумать. Вот я так ездил там и думал. Пики никогда не уходил из моей памяти, и я, когда мы перезванивались с Наташей, все время говорил ей: «Видишь, он настолько тебя любил, что сам пошел на смерть, чтобы в виде ребенка вселиться в тебя, стать частью тебя».
Я действительно считаю, что Пики создал ту ситуацию, которая изменила весь ход событий в нашей жизни и помогла Наташе забеременеть. Кто хочет, может верить, кто не хочет, пусть не верит, но это на самом деле так и было. После его гибели Наталья прилетела ко мне в Челябинск, мы стали очень много времени проводить вместе, и вот это произошло. Честно говоря, мы сами не поняли, когда именно оно случилось. И Пики точно не просто имел к этому отношение, а все это устроил. Может, он действительно вселился в Наталью, уж очень он ее любил. Пусть кто хочет, считает, что это звучит глупо, а мне так не кажется. Я говорю то, что чувствую, как я это чувствую и как понимаю.
Мы с Натальей вместе с начала 2005 года, а Саня у нас родился только в 2014-м, после истории с Пики. Нет, все-таки это не простое совпадение.