Утром в день боя Бриггса и Ляховича, придя на завтрак в ресторан, я спиной почувствовал, что кто-то буравит меня взглядом. Я как был, с тарелкой в одной руке и стаканом сока в другой, повернулся и увидел, что за столиком недалеко от меня сидит та самая тетка, которая покушалась позавчера ночью на мой ростбиф и мою честь. У нее был вид нашкодившего щенка или ребенка. Напротив нее сидел крупный плотный мужик, видимо, муж, от которого я видел только затылок и спину. Взгляд дамы просил меня сделать вид, что мы незнакомы, и я его с удовольствием сделал.
Через пять минут, докушав, они встали. Мужик пошел к выходу первым, а она напоследок обернулась и бросила на меня взгляд, одновременно благодарный и обиженный. Между прочим, трезвой она оказалась довольно красивой. Вообще, за всю жизнь я видел только двух женщин, которые в пьяном виде были великолепны. Многие выглядели не хуже, чем трезвыми, но большинство смотрелось в диапазоне от «неважно» до «Храни меня, Господь». Эта была яркой представительницей последней категории.
Финикс - не Рим, и я категорически не знал, чем заняться до боя. Решил насладиться местной ноябрьской погодой (градусов было немного за двадцать) и пошел гулять. Город по площади огромный, не меньше Москвы, а то и больше, но в основном одно- и двухэтажный. Центр, где по большей части работают, а не живут, в выходные - была суббота - совершенно пустой. Наверное, там какие-то драконовские ограничения по скорости, потому что машины не ездили, а ползали. В общем, это место, где не надо даже садиться, чтобы заснуть, можно сделать это и на ходу. Однако после двух прошедших бурных дней меня это вполне устраивало.
Открытый стадион, где должен был пройти матч, находился в пешей доступности от отеля. Времени до начала было еще очень много, и я пошел самым кружным путем, какой только мог придумать.
Настроение было хорошим, а бодрый ход событий в Финиксе настроил меня на самый оптимистичный лад. Я почему-то ни одной секунды не сомневался, что Ляхович защитит свой титул. А тут меня подкараулила еще одна веселая встреча, последняя в той безумной поездке.
Я шел по очередной абсолютно пустой улице, когда услышал какие-то вопли. Там, откуда они доносились, я видел только человек пять рабочих-мексиканцев. В репортаже для краткости я написал, что они укладывали асфальт, решив, что это не имеет большого значения. На самом деле они занимались какой-то более сложной работой. В тротуаре зияла здоровенная яма, и они делали там что-то непонятное, поочередно залезая и вылезая из нее. Одни камни оттуда доставали, другие засовывали.
Ребята были все, как на подбор, здоровенные лоси. Среди мексиканцев таких немного, но эти были именно такими и походили друг на друга, как родные братья. Очень смуглые, с крупными, рубленными чертами лица и здоровенными, почти не мигающими очень черными глазами. В России подобная работа обычно сопровождается матюгами, но эти молчали, как статуи. Дикие звуки исходили не от них.
Тут трое, стоявших сверху, слегка расступились, и я, наконец, увидел, кто их издавал. Это был довольно высокий, но все-таки ниже мексиканцев, очень худой дядечка лет сорока пяти, одетый во все черное. У него были светящиеся светло-голубые глаза, которые он направлял на людей, как прожектора, словно захватывал цель. В руках он держал истрепанную библию. Короче говоря, это был уличный проповедник.
«Вы все живете во грехе! - орал он, - Я, я, я наставлю вас на путь истинный! Я, я, я укажу вам путь! Без меня вы все пропадете!»
Ну, может быть, конечно. Только кому он это все орал. Улица была практически пуста. Какая-то девушка направлялась в нашу сторону и заранее смотрела мимо. Мексиканцы всем своим видом показывали даже не то, что они игнорируют проповедника, а что его просто не существует.
Видимо, он сам чувствовал, что аудитории не хватает. И тут его глаза-прожекторы высветили меня. «Вот этот человек живет в грехе! - заорал проповедник, - Он грешит много и постоянно! Он упорствует в своем грехе! Он грешит всегда! Когда он не грешит на деле, он грешит в мыслях!»
Я почувствовал себя как много лет назад на школьной дискотеке (да-да, я в последнее время часто вспоминаю подобные мероприятия), когда тискал в темном углу девушку, а милые учителя, почуяв неладное, вдруг включили свет, и я предстал перед миром во всей своей порочности. А этот малый все не унимался: «Он усердствует в грехе, а ведь и в нем есть искра Божья, и его можно наставить на путь истинный. Приди, грешник, и я укажу тебе путь к жизни чистой!»
Девушка, шедшая в нашу сторону, как раз с нами поравнялась. Она оказалась крепкой мулаткой с крупными, скажем так, формами. Они-то и подсказали мне ответ.
В репортаже я перевел его самым скромным образом: «Да мне, в общем-то, и в грехе живется зашибись». В оригинале я сказал прямее и грубее: "I am f…ing happy being a f…ing sinner".
То, что засмеется мулатка, я знал. Что же касается мексиканцев, то я не был уверен не только в том, что они меня поймут, но что они вообще не глухонемые. Однако они грохнули так, что мне уши заложило, а двое, стоявших не в яме, еще и похлопали меня с двух сторон по плечам лопатообразными ладонями.
Проповедник смотрел на меня враз потухшими и моргающими глазами человека, упустившего в жизни главное. Я почувствовал себя страшно виноватым. Уходившая мулатка помахала мне рукой. Мексиканцы еще поржали и полезли в свою яму, а я, стараясь не смотреть на проповедника, свернул в какую-то закусочную.
Из нее я вышел через полчаса. Мексиканцы за это время здорово углубили яму, а проповедник опять посмотрел на меня глазами пнутой собачки. Боюсь, я надолго подорвал его способность бороться с грехом и нельзя сказать, чтобы хорошо чувствовал себя по этому поводу. В своем победительном репортаже я опустил эту подробность. Я хотел сказать хотя бы дежурное "Sorry", но к своему удивлению не смог. Постеснялся. Почему мы всегда стесняемся хороших порывов и не стесняемся плохих?
Не знаю, как так вышло, но эта нелепая встреча совершенно убедила меня, что сегодняшний вечер закончится хорошо, и я пошел на стадион. Время уже поджимало.
На стадион я прибыл к самому началу предварительных боев, но, хоть убей, ни одного из них не помню. Помню только, что народу было не очень много, даже Дон Кинг не сумел распродать все места. А те, что все-таки собрались, по крайней мере среди представителей прессы, ничего особо увлекательного не ждали.
Тем не менее, когда Бриггс направился к рингу, всех будто подбросило в воздух, и они еще на лету что-то громко покричали, после чего вернулись на землю.
Бриггс, как норвежские лыжники, всю свою карьеру как бы борется как бы с астмой и иногда даже рекламирует какой-то препарат от этой болезни. Не знаю, не знаю. Выглядел он всегда, как кабан, обдолбанный стероидами. И в тот раз точно так же. Волос у него тогда было много, они были выкрашены в желто-блондинистый цвет, завиты в косички и стянуты в какой-то узел на затылке. В общем, красавец, этакий бруклинский Беня Крик. Вот в таком виде он и шел к рингу. Глаз его видно не было. Их закрывали сферические темные очки, придававшие их носителю до крайности уверенный вид. Когда уже на ринге Бриггс их снял, впечатление не изменилось. Он был полностью мобилизован и собирался победить.
После Бриггса вышел Ляхович. На нем была не украшавшая его зеленоватая шапка-менингитка. Вообще, создавалось впечатление, что, в отличие от Бриггса, Сергей как-то не хочет привлекать к себе внимание до боя. Он был совершенно спокоен и явно хорошо настроен на бой.
Когда бойцы вышли в центр ринга, бросилось в глаза, насколько чисто внешне Ляхович легче Бриггса. Так оно и было. На взвешивании все внимание перетянул на себя Дон Кинг, и я даже не запомнил, сколько они весили. Тут нашел какую-то бумажку и увидел, что накануне Ляхович потянул 238 фунтов (108 кг), а Бриггс - аж 268 (121,5 кг). Причем внешне он смотрелся еще тяжелее, и при этом ни капли жира. Ну, да: классические надутые «средствами от астмы» мышцы.
Бой начался с традиционной разведки. Бриггс поначалу работал в стиле увязшего в грязи грузовика, который он отдаленно напоминал своим внешним видом: «катился» чуть вперед, а потом тут же назад, снова вперед и снова назад, но колеса пробуксовывали. И тут он неожиданно «выехал» - вместо того, чтобы после рывка вперед рвануть назад, пошел еще дальше вперед, выбрасывая с обеих рук удары, как терминатор. Два левых боковых и правый кросс точно дошли до цели.
Ляхович все выдержал, но Бриггс явно вошел во вкус. В какой-то момент он словно подзабыл, что впереди еще много раундов и просто пер на Ляховича, как очень тяжелый, но довольно быстрый танк. Бриггс пробил еще по печени, потом справа в челюсть и левый боковой. Ляхович был потрясен, но тут и Бриггс очень кстати подустал. Первый раунд закончился довольно спокойно. Помню, я еще подумал, что, если Бриггс будет и дальше так работать, его на весь бой не хватит. Просто устанет таскать свои банки.
Во втором раунде Бриггс взял паузу. Похоже, он действительно не рассчитал силы в первой трехминутке и решил перевести дух. Ляхович этим воспользовался и несколько раз неплохо попал. Но и Бриггс продышался и стал бить тоже. Он показал очень неплохую домашнюю заготовку: быстрый и хлесткий удар левой снизу-сбоку, однако в целом раунд прошел довольно пассивно. В некотором отдыхе явно нуждался не только Бриггс.
К третьему раунду оба более-менее перевели дух прямо под огнем. Ляхович стал больше попадать. Но Бриггс тоже активизировался. Пошла довольно равная борьба, но показалось, что Ляхович выглядел в ней чуть убедительнее. Это был, пожалуй, первый раунд, который Сергей выиграл. Более того, я совершенно точно помню: тогда впервые создалось впечатление, что все, что нужно сделать Ляховичу - продержаться еще несколько раундов. Тогда Бриггс выдохнется, надломится, и задача будет решена.
В четвертом раунде Ляхович провел несколько увесистых джебов и засадил мощный правый боковой. На последний удар Бриггс отреагировал, как бык, которому под хвост перцу насыпали. Ярость его была чрезмерной, к тому же ему не хваталось скорости, в результате он попадал все больше по воздуху, которому больно не было. Иногда Бриггс все же доставал и Ляховича. Тот весь ходил ходуном от этих ударов, но держался. А стоило Бриггсу чуть-чуть от усталости сбавить обороты, как Ляхович принялся контратаковать. Сначала джебами, а в самом конце раунда он провел два мощных боковых с обеих рук.
В пятом раунде Ляхович провел один за другим несколько левых боковых в голову, но в целом оба как будто опять взяли паузу. Иногда ни просто останавливались и смотрели друг на друга, как психиатр на небезопасного пациента. Только здесь было сразу два «психиатра» и «больных» одновременно. Ляхович, похоже, постепенно брал бой под свой контроль, но публика начала скучать. В ложе прессы американцы переглядывались, соревнуясь друг с другом - кто лучше покажет, как ему скучно и как бы он хотел быть где-нибудь еще.
В начале боя Бриггс несколько раз хорошо достал Ляховича левым снизу-сбоку, но потом Сергей приноровился к этому удару. Однако в шестом раунде Бриггс неожиданно стал им снова попадать. Тогда Ляхович пробил два боковых, слева и справа, а потом еще один левый. Бриггс притормозил, и Ляхович тоже. Эта передышка продлилась минуту, а то и все полторы. В самом конце раунда Ляхович провел двойку. Американские журналисты стали показывать друг другу, как они вот-вот съедут под столы от скуки. Если честно, бой и правда не был особенно зрелищным, а для американцев - тем более. Бриггс потихоньку сдавал. Все вокруг говорили более-менее об одном и том же: Ляховичу достаточно перетерпеть еще несколько раундов, Бриггс окончательно выдохнется, и победа сама упадет Сергею в руки.