Чарли Пархэм был выдающимся панчером, карьера которого однажды вступила в противоречие с его собственной ложью и химическими веществами. В случае Пархэма, популярного боксёра средневеса середины 1940-х годов, последнее было не стероидами, а сывороткой правды, которую вводили Пархэму по распоряжению окружного прокурора Милуоки.
Чемпион «Золотых перчаток» в своем родном Детройте, Пархэм переехал в Милуоки примерно в 1941 году, когда профессиональный бокс переживал там период возрождения и обновления. 5 футов, 3 дюйма ростом Пархэм нокаутировал шесть своих противников в такой впечатляющей манере, что получил прозвища «Чиллер Чарли» и «Человек из Майхема».
Когда Пархэм как доносил точный удар, соперник обычно терял сознание. Когда он промахивался, что также случалось часто, центробежная сила свингов отправляла и самого Пархэма на канвас.
«Он был одним из самых захватывающих бойцов, которых я когда-либо знал. Даже проигрывая он сохранял напряженность до конца боя, потому что фанаты знали, что он может повернуть бой одним ударом», - говорил промоутер Пархэма Эл Файн.
Скользкие боксеры, такие как контендер полусредневес Сесил Хадсон, переджебивали его выставляя неумехой, а в крупнейшем бою в карьере, 7 декабря 1945 года, будущий чемпион в среднем весе Джейк, Ламотта устроил Пархэму Перл-Харбор на стадионе в Чикаго, потому, что боец из Милуоки (который годом ранее, выиграл титул чемпиона штата в полусреднем весе нокаутировав ранее не проигрывавшего досрочно Савиора Канадео) вошел в ринг почти парализованный страхом перед «Бронкским Быком». Слишком скованный, чтобы сражаться, Пархэм был сбит с ног в каждом раунде, пока рефери не остановил бой в шестом.
За пределами ринга не получивший полноценного образования Пархэм, был таким же бесхитростным, впечатлительным и дерзким, как ребенок. Он подписывал всё, что ему подсовывали, что приводило к частым судебным искам, вызванным головокружительным скоплением менеджеров и промоутеров, размахивающих «эксклюзивными» контрактами с подписью Чарли. Как только судья всё улаживал, Пархэм едва выйдя из зала суда, подписывал новый ряд противоречащих друг другу соглашений.
«Пархэм - боксёр, с которым никогда не было проблем, что редкость в моей карьере менеджера. Он редко жаловался и редко интересовался тем, с кем сражается. Он просто шёл в ринг и делал все возможное», - говорил менеджер Эдди Метри.
Согласно сведениям приводившимся в журнале The Ring, «Человек из Майхема» был «настолько религиозен, что никогда не появлялся на людях без Библии», а сам Пархэм однажды провозгласил: «Честность - мой девиз». Но спортивный редактор Р.Г. Линч называл его «самым беспринципным лжецом с которым общался этот репортёр».
«Если бы Пархэм действительно увидел грабителя, выбежавшего из банка, с пистолетом в одной руке и деньгами в другой и положительно опознал этого человека, было бы невозможно осудить этого человека по его показаниям», - пишет Линч.
Чарли не лгал злонамеренно. Что касается всех подписанных им контрактов, Пархэм объяснял судье, что он не удосужился даже прочитать их, но подписал, потому что «не хотел большего обострения».
Чарли считал себя таким же хорошим певцом, как и панчером, и это на самом деле не было такой большой натяжкой, как некоторые другие его заявления. Вдохнув, как он выразился, «ключ Фрэнка Синатры», Чиллер Чарли выступал в ночных клубах в историческом районе Милуоки Бронзевилле.
На следующий день после того, как 18 июня 1945 года здесь играл икона джаза Лайонел Хэмптон и его оркестр, в газете появилось изображение одетого в стильный двубортный пиджак в полоску Пархэма, поющего на сцене театра Риверсайд рядом с Хэмптоном.
Но именно слова, которые Пархэм исполнил после того, как 17 сентября 1946 года он выиграл 10-раундовым решением у Арта Брауна в Чикаго, принесли ему наибольшую известность.
В своей раздевалке в Аудиториуме Чарли заявил, что несколько дней назад ему было предложено 1000 долларов местным трактирщиком по имени Гарри Клейн, чтобы проиграть бой против Брауна.
Когда окружной прокурор Уильям МакКоули выдал ордер на арест Клейна на следующий день, Пархэм отрекся от своих слов, сообщив, что придумал историю о попытке подкупа, потому что «я хотел известности. Правда в моей жизни наиболее важная вещь. Я готов пойти в тюрьму, если необходимо, доказать что вчера я лгал».
МакКоули предпринял беспрецедентный шаг: Пархэма отвезли в окружную больницу, где врач ввёл ему аматол натрия, широко известный как сыворотка правды. Результат был таким же неожиданным, как в боях Чиллера. Когда сыворотка правды начала проникать в его кровоток, Пархэм вернулся к своей первой версии, утверждая, что Клейн пытался подкупить его, и объяснил, что он ранее отказался от своих слов во имя «чести и славы Висконсина».
Позже, однако, выйдя из глубокого сна, вызванного сывороткой, Пархэм назвал эту версию «подлой и неискренней ложью», которую он сказал «просто для удовольствия» и потому, что «это будет хорошо смотреться в газетах» (у которых) есть много места, чтобы тратить их впустую на истории подобные этой
«Я лгу очень много», - говорил он. «Я лгу привычно и обильно, но я не патологический лжец. Я не знаю, почему я так лгу. Мне говорили, что мне не хватает психологической стабильности, но во мне нет ничего ненормального».
Еще четырежды в ходе сеансов введения сыворотки Пархэм отрицал попытку взятки, а в последний раз стал скулить: «Я хочу домой к маме».
Вместо этого он отправился в окружную тюрьму, а на следующее утро Чарли встретился с МакКоули и, как это ни невероятно, снова изменил свои слова. Он сказал правду в первый раз, сообщил он МакКоули, Клейн пытался подкупить его, чтобы он сдал бой.
Полностью сбитый с толку МакКоули сдался и сделал следующее заявление для прессы:
«Чарльз Пархэм был отпущен сегодня мной, а обвинения на Гарольда Клейна отозваны по той причине, что я исчерпал все средства для достижения истины. Я удовлетворен, что Пархем находится в таком смятении, его слово не заслуживает доверия и осуждение не может быть результатом любого судебного преследования, основанного на противоречивых историях Пархэма».
После двухмесячного отстранения, наложенного атлетической комиссией штата за «действия, вредные и наносящие ущерб для бокса в Висконсине», Пархэм возобновил карьеру, пока не было обнаружено, что он наполовину слеп - откуда и были чудовищно дикие свинги в его боях - и его лицензия была окончательно отозвана, хотя и с большим нежеланием со стороны некоторых из комиссионеров бокса.
«Он сражался так в течение пяти лет, так зачем сейчас ему улучшать зрение?», - ворчал один. Другой сказал, что неправильно его отстранять, потому что поклонники боёв хотят видеть бои Пархэма «даже если Чарли должен быть выведен на ринг под руки».
Разорившийся и больной, Пархэм скончался в доме престарелых в 1970 году. Сообщение о смерти было удивительно добрым, и в нём даже не упоминался эпизод, который стал новостью на первой полосе 26 лет назад, и вместо этого подчеркивались его невероятные усилия на ринге.