«Когда меня били в тюрьме, было не так тяжело, как в чемпионском бою». Отсидеть 10 лет и взять титул в 40 [ПЕРВАЯ ЧАСТЬ]
Боец ММА Марат Балаев оказался за решеткой в 27 лет, в 37 вышел, - и трех лет на свободе ему хватило, чтобы пройти без поражений через семь боев и выиграть титул организации АСВ в весе до 66 кг. История, похожей на которую нет в смешанных единоборствах, - в интервью Марата Балаева корреспондентам «Матч ТВ»
- Расскажите про детство.
- Мы осетины, но и я, и мои братья родились в Туркмении, в поселке Карамет-Нияз (сейчас Гараметнияз - «Матч ТВ»). Там много было приезжих: русских, дагестанцев, осетинов. Папа переехал на заработки, платили хорошо, климат отличный. Было солнечное счастливое детство. Мама работала воспитательницей. Отец - в Каракумстрое, углублял каракумский канал. Два моих брата там живут до сих пор, это им я кричал после боя: «Привет в Азию!» В Туркмении я не был лет 16-17, наверное, и братьев с тех пор не видел. По телефону общаемся. Я благодаря брату Сане и в спорт попал: сначала вслед за ним на дзюдо пошел, через полгода записался в секцию вольной борьбы.
- А почему уехали?
- Развалился Союз - и начало валиться все. Раньше было как: находили талантливых спортсменов со всех регионов, развивали их, возили на союзные соревнования. После спортивного училища можно было без экзаменов поступить на второй курс института. Я так и планировал. Но Союза не стало - и к русским и кавказцам начали хуже относиться. Впоследствии дошло до того, что выпустили какой-то интересный закон о недвижимости, по которому у нас отжали пятикомнатную квартиру. Но я это почувствовал на себе еще раньше - в 1992-м, когда меня срезали с института.
- Как?
- Директор института лично говорил: «Займешь на Союзе хотя бы третье место, я тебе гарантирую, что ты попадешь к нам». А я тот чемпионат выиграл. Но тот директор умер, вместо него пришел местный и начал откровенно притеснять. Кавказцам вообще сказал: «Вы уезжайте отсюда или я вас с позором выгоню». В институт не взяли. Если в армию не пойдешь - расстрел, у них так по закону. В армии спортроты не было, то есть два года предлагалось провести в сапогах. А я все детство пропахал на тренировках, об Олимпиаде мечтал, в 16-17 лет вообще не проиграл ни одной схватки, уже был мастером спорта, выиграл союзные соревнования по юношам.
- Из тех, кого вы побеждали, кто многого добился в борьбе?
- Из того, что сразу вспомню: на соревнованиях победил Геннадия Лалиева, который потом боролся в финале Олимпиады и проиграл Бувайсару Сайтиеву (2004 год, Афины, весовая категория до 74 кг - «Матч ТВ»). На соревнованиях я у него выиграл 7:1, кажется. Он, конечно, может расстроиться, если прочитает, но это правда: он у меня ни разу не выигрывал. В 1992 году я выиграл соревнования по СНГ, но на мир не поехал, потому что поездку никто не мог профинасировать. Когда пошла вся эта история с армией, уехал в Ташкент - стал тренироваться там. А потом родственники стали уговаривали переехать в Осетию - и в 1994-м уговорили. В те годы я остался без родителей. Сначала погибла мама, потом умер отец.
- Что произошло?
- Я был в Узбекистане на сборах в горах. Мне сказали: «Зайди к тренеру». Там телеграмма. Маму похоронили без меня. Было как - она шла с коляской с сыном моего старшего брата. Из-за поворота выехала грузовая машина «Урал» - мама успела мальчика откинуть, чтобы его не задавило, а сама попала под колеса. Папа без нее не смог. Его меньше чем через год не стало.
- Они в Туркмении похоронены?
- Да. Это, кстати, важный момент для меня. По нашим традициям нужно всех своих перевозить на родную землю. И я для этого тоже тружусь и пашу. Это обязательно нужно сделать.
- После переезда в Осетию у вас закончились успехи в борьбе.
- В Осетии я тренировался лет семь, жил у тетки. Она меня кормила и давала деньги на маршрутку, чтобы до зала доехать можно было. Но тогда же такое время было: друг за другом с автоматами все бегали. Рэкет, банды, оружие, перестрелки. Каждый день находили по машине с расстрелянными людьми. Кто-то дома закладывал, покупал водку, вез ее в Москву или в Сибирь продавать - и там его обманывали. Кто-то спиртозаводы стал делить. Спортсмены собирались чуть ли ни всей секцией и ехали какой-то конфликт решать.
- А вы?
- Я тренировался, пахал. Звали то в одну банду, то в другую, а мне хотелось Олимпиаду выиграть. Но тогда такое время было, что нет спонсоров - нет соревнований. Дошло до того, что один из тренеров исправил мне дату рождения, чтобы я стал на три года младше и смог выступить по молодежи. Я в итоге и на те соревнования не поехал, и паспорт мне убили. И я до сих пор без паспорта живу. Постепенно я тренироваться завязал. Связался с нехорошими людьми. В 27 сел в тюрьму - и вышел только в 37. Скажу так: у меня это в жизни было, но гордиться тут нечем.
- За что вас осудили в первый раз?
- Устраивал дни открытых дверей.
- В смысле?
- Был домушником. Для меня не существовало закрытых дверей. Я на каждую смотрел - и видел ее открытой.
- Любую дверь вскрыть реально?
- Редко когда уходило больше минуты. Самые тяжелые замки это сейфовские, «бабочки». Я знал, как с ними работать, но это сложно: за них лучше не браться, дольше провозишься. Если на замок тратишь больше шести минут, то продолжать не надо. Главное - на человека не попасть. Я ведь после 11 уже никуда не ходил по таким делам, потому что дети могут прийти домой после школы - для ребенка это будет шок, можно заикой остаться.
- Как вы попались?
- Случайно. Даже не на деле, а на улице. Остановили проверить документы, стали смотреть, нашли отмычки и кое-какие предметы с собой. А так я этим больше двух лет занимался - и никто не поймал. Вообще никакого ума не надо в тюрьме оказаться. Ум нужен в тюрьме не оказаться (за кражи Балаев получил пять лет общего режима - «Матч ТВ»).
- Расскажите, чтобы все поняли: почему там лучше не оказываться.
- Когда попадаешь туда, тебя не просто лишают свободы. Начинаются попытки тебя унизить. Чтобы ты туалет пошел чистить, помойку убирать и так далее. За собой я всегда уберу, без вопросов. Но за другими дерьмо убирать - от этого я отказался. После этого меня сто дней промучили: издевались, избивали. Как это происходит: растягивают за руки и за ноги - и со всей дури дубинками, палками бьют по ногам и по заднице так, что потом после этого все синее. Но они били - и видели, что мне это по барабану. И говорят: «А давайте его в унитаз головой воткнем». И сначала одного понесли, потом другого. Не втыкали - просто держали головой над унитазом и говорили: «Будешь делать все, что говорим?» И люди соглашались.
- А вы?
- А меня не донесли. Я вскрылся, головой окно выбил и сказал, что сейчас буду головой о батареи биться. Тогда меня оставили в покое и закрыли в изолятор, а дальше СУС (строгие условия содержания), БУР (барак усиленного режима). То есть ладно тебя бьют - это можно перенести. А когда головой в унитаз хотят воткнуть - это уже унижение.
- Это делали осужденные, сотрудничающие с администрацией, или сами сотрудники?
- Сами осужденные могут избивать, это правда. Если личность такая, с какой они не могут справиться, вызывают сотрудников. Я насмотрелся, как одни осужденные у других выбивали явки. Знаете, что это такое? Берут человека не очень уверенного в себе и заставляют писать, что он совершил какое-то преступление, надавят на него, подзатыльник дадут, поугрожают. Ему добавят срок, а тому, кто выбил, дадут свидание или помогут с условно-досрочным освобождением. Это такое свинство.
- Вы должны были выйти на свободу в декабре 2009-го, но вышли в апреле 2013-го. Упоминание о вас можно найти в публикациях, которые рассказывают о «Бунте мобильных телефонов», который случился в исправительной колонии номер 20 в Зеленоборске (Мурманская область).
- Это название в прессе придумали. Тогда действительно шум большой был, подключились адвокаты, комитет по правам человека. Начало истории я знаю только с чужих слов, меня в тот момент там не было. В наше помещение зашел врач. Вообще врача не трогают, это же человек, который тебе помогает, на него руку нельзя поднять. Но этот был из таких, который, когда тебя избивали, писал заключения в духе «сам ударился». Вот ему показалось, что у кого-то мобильный телефон завибрировал, он напал на человека, стал бить, пытаться телефон, которого он сам еще и не видел, отобрать. Врача этого послали, он выбежал и привел весь лагерь. Ну и началось.
- Что именно?
- Забежали люди с дубинками в масках, стали выводить во дворик по одному, кидать на снег и бить дубинками. Вывели одного - избили и в изолятор отправили. Потом второго. А те, кто остались в помещении, они в окошки это все видят. И я вижу, что человек, лежа на снегу, скрутился, а его просто дубинками забивают. Что-то в голове у меня сработало - выбежал, растолкал этих работников, говорю: «Вы что делаете? Вы понимаете, что убьете его сейчас?» Я сначала спокойно с ними разговаривал. Они на меня стали голос повышать, потом ударили, с ног сбили. Я одного зацепил ногой, он упал. А там такие северные люди по 120 кг, еще и с дубинками. Я взял табуретку, замахнулся, но табуреткой даже не ударил никого, они от одного вида разбежались. Только мне в лицо из баллончика брызнули. Я пошел промывать глаза. И было бы все нормально, просто в это время кто-то позвонил в комитет по правам человека в Москву. И «Эхо Москвы» выпустило новость, что в Зеленоборске избивают заключенных, пошел резонанс.
После этого на меня повесили все. Написали, что врача я душил. Он потом так и говорил, что не мог позвать на помощь, потому что Балаев его повалил на пол. Один из тех, на кого я табуреткой замахнулся, снял побои, написал, что у него рука повреждена. Судили меня в лагере, был показательный процесс, работники лагеря были свидетелями. Впаяли дезорганизацию учреждения (ст. 321 УК РФ - «Матч ТВ»), а это такая статья, с которой ты становишься первым врагом системы. На уголовном деле у меня все полосы (на дело наносятся полосы разных цветов для обозначения осужденных как склонных к побегу, насилию и т. д. - «Матч ТВ»).
Наши интересы защищал Бабушкин из комитета по правам человека (Андрей Бабушкин, член совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека - «Матч ТВ»), но его попросили остановиться, потому что люди в лагере хотели уже спокойно срок досидеть, а не за справедливость бороться. А мне пришлось выхватить по полной программе. С общего перевели даже не на строгий, а на особый режим. Год я прокатался: был на Владимирском централе, потом обратно в Мурманск отвезли. Ездил в столыпинском вагоне, часто держали в стаканах (помещение, где можно только стоять из-за ограниченной площади, - «Матч ТВ»), в поезде возили отдельно. Чтобы выйти, мне нужно было сначала вытащить руки, чтобы надели наручники. В деле такого понаписали, что я смеяться начал: «Я сам себя боюсь». Встречают сразу с автоматами, за шею хватают и наклоняют головой вниз. Смотрят, что в деле написано, потом смотрят на меня и говорят: «Вот этот, что ли?! Мы думали, что сейчас выпрыгнет тип за 100 кг».
- У вас нет ни одной татуировки. Почему?
- Я же не вор в законе и не стремился к тому, чтобы им стать. Я мужик, я спортсмен, который оказался там по своей ошибке. Скажу честно: я вам все это рассказал, но мне на эту тему не особо приятно говорить. Так что не хотел бы, чтобы люди, которые это прочтут, думали, будто я горжусь тем, что в тюрьме сидел, будто я пытаюсь выглядеть каким-то борцом с системой. Мне не с системой надо бороться, а больному брату помочь, детей содержать. И я не хочу, чтобы, когда я дрался, люди говорили: «А, это зэк вышел».
- Вы впервые рассказали эту историю в фильме, который про вас снял ваш тренер Сергей Никитин. Почему-то ведь вы это сделали.
- Объясню. Тренер сказал, что хочет снять художественный фильм, и попросил меня рассказать свою историю, просто чтобы было что показать потенциальному спонсору. И взял с меня слово, что он использует это интервью для документального фильма, если я доберусь до титульного боя. Но в тот момент - где был я и где был титульник. А потом я и правда вышел на титульный бой. А в ноябре - все, фильм пришлось опубликовать. Когда фильм вышел, мне стали писать в том числе и оттуда, из-за забора, что мой пример многим помогает не сломаться.