У хорошего американского писателя Ирвина Шоу есть такой не самый известный роман «Тревожная атмосфера». Между прочим, он гораздо лучше куда более популярных его работ, вроде «Богач, бедняк», которые почему-то помнят, а вот «Тревожную атмосферу» почти забыли. Там, если вкратце, рассказывается о порядочном и благородном человеке, попавшем в жернова стоящих друг друга коммунизма и антикоммунизма (маккартизма), которые сообща перемололи его жизнь.
Но речь сейчас не об этом. В «Тревожной атмосфере» есть еще такой довольно важный персонаж - старый еврей по фамилии Покорный. Уж не знаю, владел Шоу русским языком (его родители были эмигрантами из России), или кто-то назвал ему эту фамилию, сказав, что она значит, или просто так случайно получилось. Так вот другой герой книге дает этому Покорному следующую характеристику: "He is always expecting the worst because up till now the worst has always happened to him". Привел эту цитату по-английски не из пижонства, а потому что так она мне врезалась в память почти сорок лет назад. А переводится она очень просто: «Он всегда ожидает худшего, так как до сих пор худшее всегда с ним происходило». А самое страшное, что с течением времени многие непокорные становятся покорными и усваивают именно такой взгляд на жизнь.
Когда только начались наши неудачи в боксе на Олимпиаде и заговорили об отставке главного тренера Александра Лебзяка, мне позвонили с какой-то радиостанции. Честное слово, не помню, с какой именно. В тот день таких звонков было много. Да и в последующие дни тоже. Какой-то, судя по голосу, очень молодой человек попытался сначала вызвать мой гнев по поводу неудачного выступления нашей сборной, а потом направить мой гнев на Лебзяка.
Ну, гневаюсь я в последнее время, главным образом, когда сталкиваюсь с московским дорожным строительством, напоминающим мне анекдот о советской борьбе за мир: мы будем так бороться за мир, что камня на камне не останется. Вот и у нас так борются с бездорожьем, что скоро ни одной дороги в Москве не будет. Остальные неприятности вызывают лишь тихую печаль.
Короче говоря, тут молодой человек зря старался. Добился только чего-то усталого: «Ну, да. Не очень удачно выступают». А вот наезжать на Лебзяка я категорически отказался. Если из девяти человек в сборную, как он сам говорит, четверых взял не он, какие к нему могут быть претензии? Да и вообще, разные бывают причины, разные обстоятельства, которых я, например, не знаю, а вопрошавший меня молодой человек - и подавно. Кстати, мои возражения он принял очень холодно, и, как я понял, решил в эфир мои слова не пускать.
Разговор быстро закончился, и я подумал, что, видимо, поступила команда «фас», и мои коллеги сейчас набросятся на Лебзяка, как злобная стая, причем не волчья, те звери свободные, а собачья, действующая по хозяйской указке. Короче говоря я, как Покорный, стал ожидать худшего, потому что до сих пор в таких ситуациях худшее всегда происходило.
Не надо думать, что журналисты злее и беспринципнее кого бы то ни было. Просто наши грехи всем видны. Когда не имеющий доступа к эфиру человек что-то злобно пернет у себя на кухне, он остается сам наслаждаться своим ароматом. Ну, в крайнем случае, осчастливит членов своей семьи, а когда то же самое в каком-то СМИ сделает журналист, его запахи заполняют собой весьма обширное пространство. Вот и вся разница.
Еще я подумал, что в наше трусливое время найдется очень много доброхотов бегущих впереди паровоза, которые сейчас поднимут самый шумный лай против Лебзяка, считая, что именно так они угодят начальству. А поговори с таким, он под свою подлость и трусость подведет такую фундаментальную базу, что поневоле и сам начнешь верить, что в такой ситуации самым верным, как с тактической, так и со стратегической точки зрения, было наложить в штаны. И действительно: кладущие в штаны всегда сидят на теплых местах. Во всех смыслах.
Какого же было мое удивление, когда в тот же день я увидел, что вопреки всякой логике флюгер повернулся против ветра, и многие мои коллеги, кто более, кто менее уверенно, встали на защиту Лебзяка. Как уже говорил, мне в тот день звонили еще много раз, но тональность вопросов совершенно изменилась. Стало даже немного обидно: я-то думал, что я один такой принципиальный и весь то ли в белом, то ли в беленьком, а оказывается, их пруд пруди.
А потом и сборная стала выступать получше. Вон Евгений Тищенко (до 91 кг) добрался уже до финала, а значит, как минимум, до серебряной медали, а вполне возможно, что и до золотой. Один из лидеров сборной Миша Алоян (до 52 кг) только еще начнет выступать и, скорее всего, тоже доберется до пьедестала. Так что и олимпийцы наши не такие уж покорные и еще покажут соперникам и кузькину мать, и небо в алмазах. Сегодня на ринг выйдут Владимир Никитин (до 56 кг) и Виталий Дунайцев (до 64 кг). Даст Бог - не проиграют.
Да и Лебзяка как-то в последние дни оставили в покое. Уж не знаю, может быть, решили съесть его не на обед, а на ужин, а может, вообще решили не есть? Бывает ведь и так. То ли аппетита нет, то ли другую жертву нашли, и у журналистов в скором времени появится еще одна возможность проявить принципиальность, а там, глядишь, это и в привычку войдет. Во как размечтался!
Разумеется, худшее происходит с непокорными куда чаще, чем с покорными, но так ли уж оно страшно, как нам, вечно перепуганным, кажется? Вот полтора года назад в одном известном издании начальство пресекло преступный замысел буйной части коллектива получить долги по зарплате. В результате, непокорные оказались на улице без зарплаты. Но ничего, никто не пропал. И оправдываться перед собой не надо. Так что в некотором смысле непокорным быть оказалось даже легче, чем покорным, которые проживают всю жизнь наедине со своей трусостью, а это очень неприятная компания.