«Я сожру тебя, Сонни Листон!». Жуткая история чемпиона, взбесившего Мохаммеда Али. Часть 1.

Коренастый негр в хлопчатобумажной рубашке, коротких холщовых штанах и потрепанной соломенной шляпе стоял возле крыльца деревянной хижины, слегка перекошенной от времени. Он безостановочно курил и пускал к небу кольца сизого дыма, что было его привычным занятием.

Этот день он возненавидел с того самого момента, как взошло солнце. Впрочем, сложно было назвать день, который был ему по душе. В этот раз негра раздражали мухи, которых он постоянно отгонял от лица – самых докучливых удалось прихлопнуть, и их тельца неподвижно лежали кверху лапками у замызганных ботинок. Негр был бы рад прикончить всех мух на свете, а кроме того, он подумывал о том, как было бы здорово прямо сейчас уговорить еще одну бутылочку старого доброго бренди.

Это был Тоуб Листон, престарелый фермер, много лет проживавший в штате Арканзас. У него была жена Элен, годившаяся старому хрычу в дочери, а еще двадцать пять детишек, которых он настрогал от двух женщин. Тоуб вечно путал имена своих отпрысков, но совершенно точно знал, что их поганые рты ненасытны, а это значит, что уродцам нужно пахать, как ему, чтобы заслужить кусок хлеба.

Большая тощая кошка терлась о ноги Тоуба, а тот стряхивал на облезлое животное пепел с самокрутки, задумчиво поглядывая на белые бутоны хлопка, которыми было усеяно поле. Эти бутоны были его личным золотом, способом попасть в алкогольный рай. Но работы было так много, а денег так мало, что Тоуб, подумав об этом, рассвирепел и выместил свою злость на кошке, пнув ее с такой силой, что та, жалобно мяукнув, подохла.

К мертвой кошке метнулась тень – это был малыш Сонни, но Тоуб, конечно же, не помнил его имени. Он протянул руку и схватил сына за ухо, притянув к себе так, что тот вскрикнул от боли.

– Зачем ты убил Миску, я любил ее! – жалобно заверещал ребенок, на что Тоуб отвесил ему крепкий подзатыльник.

– Если скажешь еще одно слово, я затушу сигарету о твою поганую рожу, говнюк, – гаркнул Тоуб. – Запомни – эта кошка нам на хер не нужна, понятно? Она только жрать и умела, пользы от нее не было никакой. Или ты хочешь сказать, что она могла пойти в поле и собрать для нас весь хлопок? Да ни черта подобного! Так что хватит нюни распускать, выродок. От тебя и остальных крысенышей ничего, кроме жалоб, не дождешься! Вам работать надо, ясно? Вкалывать, как я, брать с меня пример! Ты хоть представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы избавиться от рабского клейма? Чтобы получить свою хижину, уважение белых? Чтобы сколотить своими руками целую ферму и потом растить тут вас, спиногрызов, лентяев, пускающих слюни дегенератов? Как вы все меня достали!

Он схватил Сонни за грудки и хорошенько встряхнул, его лицо исказилось от ненависти, самокрутка выпала изо рта.

Ребенок с ужасом смотрел на отца и ждал худшего.

– Милый, не надо, прекрати! – выглянула из-за двери стройная, красивая женщина с копной вьющихся темных волос – под правым глазом у нее был крупный синяк. – Прошу, отпусти его, он правда очень любил Миску! Мы все любили ее… Ты ведь сам принес эту кошку к нам на ферму!

Тоуб посмотрел на жену тяжелым взглядом, потом подобрал труп кошки и швырнул его в сторону Элен, так, что она с криком ужаса захлопнула дверь. Тоуб со звериным рыком бросился было за ней, споткнулся о кошку, потом, повернувшись к Сонни, решил наказать за ссору с женой его. Он схватил ребенка, стянул с него штаны, и принялся избивать тяжелой ладонью. Вопли Сонни только еще больше распаляли его.

– Сейчас я выбью из тебя всю дурь! – орал Тоуб, истязая сына. – Покажу, кто в доме главный! Тебе покажу, и твоей сумасшедшей мамаше!

Затем он забежал в дом, схватил розги и вернулся, чтобы продолжить экзекуцию. Вскоре на спине и ягодицах выступила кровь, а Тоуб с перекошенным от злобы лицом продолжал наносить один удар за другим, что-то приговаривая себе под нос.

– Мразь, руки прочь от ребенка! – услышал он нечеловеческий вопль и замер. Подняв голову, он увидел то, чего не видел никогда в жизни. На него смотрел безумный человек, готовый спустить курок. Это была его жена Элен Листон. В другой раз он бы разъярился, накинулся на нее, избил так, что она харкала бы кровью месяц и еще долго не могла встать с кровати. Но он постарел, его было легче испугать, и сумасшедшего взгляда Элен оказалось вполне достаточно, чтобы поверить – жена способна спустить курок.

– Да забирай его, сука! – сдался он, подталкивая Сонни к матери. – Только учти, что как только положишь дробовик на место, я с тебя скальп сниму, как индейцы делают. И повешу шкурку на крыльце, будет моим трофеем. А твое тело вздерну вместо пугала, пусть гниет на глазах у детей.

Сонни Листон с матерью Элен

– Заткнись, – произнесла Элен, которая была на грани обморока. Из дома, с ужасом поглядывая на отца, стали выходить дети. Вскоре они вместе с матерью уже шли по тропинке, а она оглядывалась каждую минуту, готовая вскинуть дробовик и пристрелить того, кто испортил всю ее жизнь.

Но она могла этого и не делать. Тоуб, пожав плечами, отправился в дом, откупорил очередную бутылку, и принялся погружаться в иллюзорно прекрасный мир. Он был даже рад, понимая, что чем меньше ртов, тем лучше, да и в постели он уже давно был не так хорош.

А Сонни в это время отчаянно пытался реанимировать кошку. Элен так торопилась, что не заметила его отсутствия – более того, она вынуждена была оставить у Тоуба половину детей.

Поняв, что кошка никогда больше не мяукнет, не высунет свой розовый шершавый язык, не лизнет его, не прижмется к ногам, Сонни вытер слезы, поднялся, и хотел было пойти домой, но прямо перед ним выросла фигура отца. Не говоря ни слова, он ударил его кулаком в лицо.

Мир для Сонни померк.

***

Мальчик повернулся к зеркалу спиной и, выглядывая из-за плеча, снова стал пересчитывать шрамы, которые остались от ударов отца. Он делал это каждое утро, после того, как негритяночка с соседней фермы сказала, что ей нравятся эти шрамы. Девчонка любила трогать их, водить своими тонкими пальчиками по его спине, иногда целовать.

Думая о ней, Сонни хотел улыбнуться, что делал столь же редко, сколь редко выпадал снег в Африке. Вот и сейчас он не смог приподнять уголки губ, потому что знал – впереди его ждет рабский труд на хлопковом поле.

– Ублюдки, раз вы способны добираться до стола, значит, можете и на поле батрачить, – в очередной раз произнес Тоуб за завтраком, обращаясь к самым маленьким детям. – Без труда мы все – трупы. Великая депрессия пожирает Америку, и мы, негры с плантаций, ее главная закуска. Если я замечу, что вы отлыниваете от работы, я буду бить вас. Негры созданы природой для того, чтобы быть ломовыми лошадьми! Если раньше мы пахали на белых извергов, то сейчас работаем на себя. Так почему после отмены рабства мы должны работать с меньшим напрягом? Вы все будете вкалывать до потери сознания, твари. Понятно?

Он воткнул вилку в хорошо прожаренный кусок мяса – на остальных тарелках были только маленькие кусочки хлеба да зелень. Откусив кусок, он запил его хорошей порцией бренди, решив набраться с раннего утра. Потом посадил старшую дочь на колени, и начал ее лапать.

– Пусти сестру! – вскрикнул Сонни, вскочив из-за стола. В нем клокотала ненависть. Он хотел схватить нож и пырнуть отца прямо в сердце, чтобы он заткнулся навсегда.

– Сонни, уйди, – цыкнула на него сестра. Она понимала, что Тоуб уничтожит Сонни, если за него не вступиться.

– Сделаю вид, что ничего не слышал, – вздохнул Тоуб, поцеловав дочь в шею. – Проваливай-ка лучше в поле, там тебя ждет работа, а здесь – розги и, возможно, смерть. Вон, придурок!

Сонни выскочил во двор, прихватив с собой кулек с пеканами. Он собрал их с дерева прошлым утром, решив, что настало время бежать. Сонни даже знал, куда отправится – в Сент-Луис, штат Миссури. Туда, где жила его мать. Он не хотел оставлять братьев и сестер в Арканзасе, но понимал, что они уже со всем смирились, и бунтовал только он. А раз их устраивает такая жизнь, что ж, он никого силком за собой тащить не станет.

Ему нужно было продать пеканы, чтобы купить билет в один конец. И начать совершенно новую жизнь.

«Как знать, быть может, в Сент-Луисе я обрету долгожданный покой?» – думал он, сидя в поезде и глядя, как мимо проносятся бесконечные хлопковые поля. Вот только они оказались не бесконечными, как думал Сонни.

За ними, в городских огнях, скрывалась совсем другая жизнь. И она не сулила ничего хорошего.

***

Сонни сидел за партой и тупо смотрел на доску. Возле нее стояла училка и что-то малевала, хотя он и не понимал, что именно.

Иногда она смотрела прямо на него, и тогда Сонни опускал голову, что-то бормоча про себя. Из тех слов, которые училка нашкрябала мелом на доске, он знал всего несколько, остальные казались абракадаброй.

Сонни чувствовал себя чужим в этом месте, прямо как на хлопковой плантации Тоуба. Одноклассники смертельно боялись странного молчуна со шрамами, они поглядывали на него украдкой, со страхом. И было отчего – за неуспеваемость Сонни зачислили в младшеклассники, хотя он был уже зрелым парнем. На фоне мелюзги арканзасец выглядел настоящим увальнем, и быть среди карликов ему совсем не улыбалось. Он знал, что однажды пошлет школу куда подальше, и день этот, похоже, становился все ближе.

– Сонни, прочитай, пожалуйста, первое предложение, – сухо сказала училка, и Сонни зло уставился на нее.

– Дамочка, вы же знаете, я не могу, – наконец прервал он затянувшееся молчание, услышав позади себя смешки. Он тут же повернулся и показал наглецу кулак, от вида которого тот втянул голову в плечи. Кулак Сонни был очень большой, и костяшки его были сбиты в нескончаемых уличных драках. Попасть под такой молот не хотел никто.

– Так, уходи отсюда, уголовник! – не выдержала училка. – Выметайся из класса, чтобы глаза тебя не видели. Понятно? И не возвращайся, пока не выучишь хотя бы алфавит, мистер! Из-за таких, как ты, о неграх думают черт знает что!

Сонни отшвырнул от себя парту, за которой ему было слишком тесно, подошел к хмыкавшему парню, дал ему щелбана, и, назвав училку дурой, с гордо поднятой головой вышел из класса.

Он ненавидел школу, как всякую систему, которая подавляла волю, свободу. К тому же, это была школа для цветных, что само по себе казалось ему унизительным. Весь Сент-Луис был пропитан расизмом. Белые презирали таких, как он, видели в каждом преступника, который, чуть что, схватится за нож и убьет без раздумий. Сонни ненавидел за такое отношение Сент-Луис, да что там, он ненавидел всю Америку. За то, что в автобусах была унизительная надпись «места для черных», за то, что белые плевали ему под ноги и называли грязными словами, а если он смел их трогать, копы никогда не поддерживали, им было по барабану, что виноват не он, ведь на нем было клеймо, принадлежность к негроидной расе.

Все, что подавляло свободу Сонни, казалось ему омерзительным. А рамки были везде, и только на улице, в бандах, он чувствовал себя значимой личностью, способной диктовать свои условия.

Выйдя из школы, Сонни почувствовал, как гора свалилась с плеч – он сразу решил, что больше сюда не вернется. Ему давно опостылело ходить в место, где он ощущал себя недоразвитым подростком без будущего, где его угнетали и выставляли на посмешище, не стараясь вникнуть в его мрачное прошлое, простить, понять. Белое руководство школы требовало от педагогов делать учеников покорными, законопослушными, воспитывать в них уважение к белым господам. Сонни глубоко сожалел, что поддался уговорам матери, соблазну стать кем-то больше, чем он есть, получить образование. Этот момент, видимо, был упущен навсегда.

Слова отца засели у него в голове: «Негр не должен учить уроки, он должен вкалывать, до тех пор, пока кожа не начнет слезать с ладоней. Оставьте образование белым угнетателям». Что ж, теперь он будет вкалывать, как наставлял отец, зарабатывать деньги, а если их окажется недостаточно, он будет забирать лишнее у богатеньких белых снобов силой.

В школьном дворике его уже поджидал Билли, парень, с которым они совершили несколько мелких краж. Пора было браться за то, что он умел лучше всего. И плевать на образование, плевать на белых, которые ненавидят конкуренцию, ненавидят, когда черные диктуют им свою волю, занимают их рабочие места, становятся адвокатами, врачами, учеными. Белые испокон веков считали, что место цветных – у параши. Что ж, лучше этим ублюдкам не сворачивать в подворотни, где он будет ждать их с крепко сжатыми кулаками...

– Ты чего-то рано сегодня, Эйнштейн! – хмыкнул Билли, потрясая огромным животом. – Ну что, нравится грызть гранит науки? Зубы не обломал?

– Для жирного дебила ты что-то много умничаешь, – окрысился Сонни, настроение которого было хуже не придумаешь. – Если не хочешь, чтобы я подрезал твою улыбочку кулаком, то перестанешь городить херню прямо сейчас. Лучше скажи, кого грабанем? А то руки чешутся…

– О, Сонни, об этом не беспокойся, – злобно произнес Билли, подавая условный знак. – Сегодня никого грабить не придется. Меня достало, что ты вечно называешь меня дебилом. Я позвал ребят, чтобы преподать тебе урок вежливости.

Из кустов показались друзья Билли, у некоторых были кастеты на ладонях. Сонни, увидев шпану, криво ухмыльнулся, после чего нанес сокрушительный удар в челюсть Билли. Тот выплюнул несколько зубов, посмотрел на Сонни мутными глазами, и свалился на землю без сознания.

– Ну, кто тут еще чересчур зубастый? – посмотрел на остальных Сонни, и уже через пару секунд остался один.

Пожав плечами, он нагнулся к Билли, пошарил в его карманах и, достав кошелек с парой баксов, медленно побрел в сторону дома. Его настроение заметно улучшилось – давать леща таким уродам, как Билли, он любил больше всего.

***

Закусочная Unique Cafe на улице Market Street обслуживала последних клиентов. Официанты протирали столы, немногочисленные посетители завершали свой ужин. Бармен стоял возле стойки, задумавшись о девчонке, с которой собирался сходить на ночной сеанс. Он жевал мятную жвачку, желая с пользой провести время на заднем ряду кинотеатра.

Внезапно распахнулась дверь и в помещение ввалилась группа подростков с натянутыми на голову чулками. Бармен уставился на них, а потом перевел взгляд на дуло револьвера, направленного ему в грудь. Оружие держал самый крупный бандит, на котором была черно-желтая клетчатая рубашка. Главарь банды тяжело дышал и собирался с мыслями.

В это время один из посетителей захотел отчалить, но ему перегородили дорогу.

– Еще шаг, братишка, и будешь собирать кишки с пола, – проговорил парень с револьвером, после чего вновь навел оружие на бармена.

– Плесни мне немного за счет заведения, а потом собери все баксы вот в этот мешок, – он подошел к стойке вплотную и криво ухмыльнулся сквозь прорезь в чулке. – И смотри без шуток, падла. Ну, чего ждешь!?

Бармен трясущимися руками плеснул в стакан алкоголь покрепче, думая, что это поможет копам при задержании. Парень в рубашке опрокинул содержимое стакана в глотку, пока бармен торопливо собирал выручку – всего набралось тридцать семь долларов.

– Парни, возьмите жратвы и выпивки, – скомандовал главарь, после чего схватил бармена за грудки и несколько секунд таращился на него, не отпуская. Затем приставил к его виску револьвер и с презрением наблюдал, как слезы катятся по щекам.

– Так вот вы какие, ублюдки беложопые – подчиняетесь нашим командам, когда жизнь на волоске, – рявкнул преступник, а потом отпустил бармена и свалил на улицу, где его ждала машина с открытой дверью.

Всего через двадцать минут бандиты прикатили на автозаправку и провернули то же дельце, удвоив выручку.

– Сонни, это было роскошно, – сказал напарник главаря, когда они мчали по шоссе. – А теперь нужно отпраздновать нашу победу!

Сонни ухмыльнулся и кивнул. Они прикатили в ближайший ночной клуб, где главарь банды пару часов кутил с дамочками и набирался вместе с напарниками, до тех пор, пока сил не осталось.

Когда он вышел на свежий воздух, то еле держался на ногах. Внезапно под руку Сонни подхватил коп, все это время поджидавший его у входа.

– А вот и бандит в клетчатой рубашке, – процедил сквозь зубы крупный потный полицейский, нацепив на запястья вора наручники. – Теперь будешь гнить в исправительном учреждении Миссури. Пятак тебе грозит, не меньше! Надеюсь, ты столько там не протянешь, ублюдок.

Сказав это, коп достал дубинку и несколько раз ударил Сонни по спине. Те шрамы, о которых он давным-давно позабыл, заныли с новой силой.

***

Тюремные будни отупляли, и Сонни все глубже погружался в депрессию. У него лежала под подушкой библия, но он редко в нее заглядывал, чаще просто смотрел в потолок. На месте облупившейся грязной краски он видел красивую жизнь, о которой иногда мечтал. Своя ферма, женщина, которая его любит, детки, весело галдящие под окном. Много ли надо для счастья?

Но жизнь подбрасывала ему вместо счастья дерьмо, и ему казалось, это будет длиться вечно. Часто он, ворочаясь с боку на бок, представлял свою смерть. Но он видел в ней скорее друга, чем врага.

В выходные его навещала мать, и они подолгу сидели друг против друга, не зная, что сказать. Иногда Сонни механически рассказывал, что кормят в тюрьме отлично и, главное, регулярно, что его никто не трогает, потому что он сам может тронуть кого угодно, что работа в прачечной – каторга, но терпимая.

Однако большую часть времени Сонни проводил в одиночестве. Он просто валялся на кушетке и глядел в потолок, нередко при этом засыпая.

– Эй, Сонни, с тобой хочет поговорить капеллан, – рявкнул однажды надсмотрщик, проведя дубинкой по решетке, чтобы разбудить заключенного. – Смотри, как бы он не обратил тебя в веру, таким моральным выродкам, как ты, бог ни к чему.

Сонни лениво привстал, свесив массивные ноги с кушетки, и безразлично посмотрел на преподобного Алоиса Стивенса. Это был типичный белый священник, которых он много повидал на своем веку. Взгляд заключенного скользнул по кресту, с которого на него смотрел мученик в терновом венке. Неожиданно Сонни стало не по себе, и он шумно сглотнул.

– Э-э, сын мой, как поживаешь? – спросил отец Алоис, присаживаясь рядом. – Слышал, недавно ты уложил в коридоре здоровенного детину, причем одним ударом.

– Если вы хотите прочитать мне проповедь на тему, как нельзя трогать ближнего своего, то вам следует уйти сейчас же, – буркнул Сонни, глаза которого сразу поскучнели. – Этот человек хотел меня унизить, а я не из тех, кто подставляет вторую щеку.

– Я здесь не для того, чтобы читать тебе мораль, сын мой, – ободряюще улыбнулся отец Алоис. – Знаю, что в тебе, как и во многих других, кто попал в тюрьму, сидит дьявол. А изгнать его можно, только выпустив на свободу. Я помогу тебе в этом.

– Неужели? – ухмыльнулся Сонни, в глазах которого вновь появился интерес.

Алоис положил ладонь на плечо Сонни, после чего прошептал слова молитвы.

– Знаешь, я буду молиться за тебя, и за таких, как ты, – произнес Алоис печальным голосом. – Ваши жизни – что розы. Ярко цветут, да быстро вянут, если срезать. Вы все в огне, горите заживо, потому что не контролируете эмоции, раздавлены тяжелым детством, жестокими родителями, постоянными унижениями со стороны тех, кто имеет над вами власть. Вы нуждаетесь в боге, но часто, не чувствуя его поддержки, переходите на темную сторону. Но я верю, что не все так уж однозначно. И этот огонь вполне можно погасить.

– Эй, вы обещали, что не будете читать мне морали! – проворчал Сонни.

– Да, прости… – вздохнул отец Алоис. – Перейду к делу. Тебе известно, что в тюрьме есть секция бокса. Если не ошибаюсь, тебя уже водил в тренажерный зал преподобный Эдвард. От него же я впервые узнал о твоей невероятной силе. Увы, Эдвард уже покинул тюрьму, а меня назначили на его место. И сегодня мне захотелось навестить тебя, чтобы поговорить о секции. Знаешь, туда ходят самые отпетые уголовники, чтобы высвобождать из своих душ дьявола, опустошать себя. Верю, что на месте этой пустоты могут появиться благие намерения. Во всяком, случае, я на это надеюсь. А потому обучаю преступников боксу. Я вижу, что у тебя длинные руки, большие кулаки, и стальное сердце. Думаю, ты станешь чемпионом тюрьмы, если будешь много работать под моим руководством. Что скажешь?

– А белых я тоже смогу мутузить? – встрепенулся Сонни.

– Если ты еще раз выскажешь подобную крамольную мысль, боюсь, я тебе ничем не смогу помочь, – жестко сказал отец Алоис. – Но да, в секцию ходят все.

– Тогда я только за, и готов приступить к тренировкам прямо сейчас, – сказал Сонни, вскочив с койки и потянувшись так, что захрустели кости. – В последнее время тут стало совсем скучно. Я уж думал, преподобный Эдвард решил, будто я ни на что не гожусь. К счастью, удар, которым я вырубил того дебила, сослужил мне хорошую службу.

Уже на следующий день Сонни Листон скакал на прыгалках, отжимался до посинения и с ревом гризли бил по мишеням, которые держал отец Алоис. Освоив технику бокса, арканзасец вышел на тюремный ринг, где с этого дня даже самые отчаянные головорезы и матерые убийцы быстро падали на настил после ударов Сонни. Вор-рецидевист ловил особый кайф, когда гасил свет в их глазах.

Вскоре на него обратил внимание преступник Сэм Ивлэнд, который специализировался на краже автомобилей. Он был гурманом бокса, многое знал о технике, о способах уничтожать противников. И сам когда-то становился чемпионом Golden Gloves.

– Твою мать, Сонни, ты просто блеск! – заявил Сэм арканзасцу всего через пару занятий. – Я только расскажу тебе про апперкот, как уже в следующем бою ты с успехом применяешь этот удар. Поразительно!

Отправляя соперников на настил ринга, зачастую Сонни слышал смешки в зале – всегда от одного и того же зрителя. Однажды он не стерпел и крикнул:

– Ты что смеешься, урод? Хочешь, я тебя так же загашу? Или только ржать и умеешь?

Нахал вскочил с места и грязно выругался. Затем что-то шепнул Сэму и тут же вышел.

– Похоже, совсем скоро мы увидим бой лучших боксеров тюрьмы, – хмыкнул Сэм. – Это был Турман Уилсон, он тут единственный профи. До сегодняшнего дня он отказывался боксировать. Но, похоже, ты чем-то заинтересовал его.

Уже в четвертом раунде Турман с воплем: «Этот ненормальный сейчас убьет меня!» ускакал с ринга и больше никогда не тревожил Сонни.

***

– Ты – великолепный представитель мужской породы, – говорил отец Алоис, выпуская своего любимого ученика из стен тюрьмы. – Мощные руки, широченные плечи, невероятные размеры кистей. Каждый раз, когда заматывал их бинтами, потом не мог натянуть на тебя перчатки с первого раза. Не удивительно, что ты нокаутировал почти всех в тюремном ринге.

Сонни криво ухмыльнулся, после чего отсалютовал капеллану и попросил почаще приходить на свои боксерские поединки. Он твердо пообещал католическому священнику, что когда-нибудь станет чемпионом мира в супертяжелом весе и повторит судьбу своего нового кумира Джо Луиса.

– Да будет так! – молвил отец Алоис и, перекрестив Сонни, шепнул ему на ухо адрес менеджера Монро Харрисона.

Первые же бои принесли Сонни славу несокрушимого. В любительском боксе он быстро достиг вершин, побив, в том числе, олимпийского чемпиона Эда Сандерса. Менеджер Монро Харрисон восхищался своим подопечным, и вскоре привел Сонни Листона в профессиональный бокс.

Но их союз был недолгим – дождливым сентябрьским днем в Городе моторов арканзасец потерпел свое первое поражение. Это произошло сразу после невзрачных боев против Джонни Саммерлина, которого бывший зэк победил сначала с помощью спорного судейского решения, а затем в затяжном поединке, хотя накануне боя его сопернику сломали челюсть.

Зрители, собравшиеся на арене Motor City, мечтали, чтобы Сонни Листон, негр с отвратительной репутацией, был окончательно раздавлен джорнименом Марти Маршаллом. Соперником Сонни стал посредственный боксер, проигрывать которому было нельзя, особенно после предыдущих блеклых боев.

– Да вы только посмотрите на его стойку, на его удары, – смеялся Сонни в перерывах боя с джорнименом, обращаясь к своим секундантам. – Этот кретин вообще, наверное, никогда не боксировал. С улицы его привели сюда, да?

Сонни нравилось видеть страх в глазах Марти, он постоянно наседал, но откладывал решающий удар, чтобы продлить экзекуцию. А когда противник вновь довольно неуклюже попытался достать его джебом, расхохотался, и так забылся, что пропустил мощный удар, после чего его челюсть хрустнула.

Впервые Сонни почувствовал животный страх. Он перестал паясничать, целиком сосредоточившись на боксе, стараясь не подставлять голову под удары Марти, которые становились все более акцентированными. В итоге поединок был проигран.

Сонни злился на Монро уже после неудачных боев с Саммерлином – менеджер перестал вплотную заниматься карьерой арканзасца, так как серьезно заболела его жена. И поэтому, проиграв, боксер переметнулся к Фрэнку Митчеллу. С новым менеджером дела сразу пошли в гору, но возникли совсем другие проблемы, с боксом никак не связанные. Все чаще Фрэнк заводил разговоры, которые боксеру не нравились.

– Пойми, Сонни, ты должен выполнять приказы моего босса, – говорил Фрэнк, намекая на крупнейшего мафиози Сент-Луиса Джона Витале. – Ты очень хороший боксер, нам нравится, как ты кладешь крупных ребят на настил так же легко, как надеваешь носки по утрам. И мы хотим использовать это твое качество в своих целях. Сечешь?

Однажды Фрэнк пригласил Сонни в самый дорогой ресторан Сент-Луиса, чтобы окончательно сломить его волю, показать ту роскошную жизнь, какая у него может быть, если только боксер начнет выполнять задания босса. Они поехали в ресторан на белом кадиллаке, в который Сонни влюбился с первого взгляда.

В ресторане боксер сидел за столом в шикарном костюме, который они прикупили по дороге, и изумленно смотрел на раков, которых никогда в жизни не пробовал.

– Не гляди на этих ребят так, будто это твои враги в ринге, – расхохотался Фрэнк. – Лучше смотри, как я их ем, и повторяй за мной. Эх, похоже, ты совсем из дремучих краев, Сонни. Уж прости, что приходится говорить тебе это. Но все может измениться, если ты станешь более послушным.

Он пододвинул ключи от кадиллака Сонни и подмигнул.

– Хорошо, я сделаю все, что скажете! – пробормотал Сонни, которому нравился ресторан, нравился кадиллак, нравились раки. Он положил руку на ключи, и Фрэнк с улыбкой кивнул, позволив забрать их.

***

Из ресторана они поехали в рабочий район Сент-Луиса, и теперь уже Сонни был за рулем кадиллака. Фрэнк попросил его переодеться в тренировочный костюм.

Возле крупной стройки стояли несколько человек с плакатами и что-то кричали. Это были потные, уставшие негры, сломленные судьбой, разорившиеся. На стройке их заставляли работать сверхурочно, задерживали зарплату и кормили только обещаниями. Их терпение лопнуло, и они рассчитывали, что власти обратят внимание на произвол.

К ним уже подъехала патрульная машина с копами, но свет в салоне погас, и никто не разгонял демонстрацию. Бастующие с удивлением косились в сторону копов, не понимая, почему представители власти их не арестуют, что могло бы привлечь внимание журналистов.

А когда появился кадиллак, они поспешили в его сторону, полагая, что это руководство стройки решило все-таки выполнить требования. Некоторые из них вели за руку своих маленьких, измученных голодом детишек.

Рабочие обступили кадиллак и всматривались в тонированные стекла, ожидая, что появится директор стройки и расскажет, когда им заплатят обещанное.

Сонни был ошарашен, он смотрел на негров, на их светлые, наивные лица, ждавшие, что вот-вот разрешатся все проблемы, и никак не мог выйти из машины, чтобы выполнить приказ.

– Так, Сонни, мы тут ночевать будем, или ты пойдешь и надерешь зад этим ленивым обезьянам? – зло проговорил Фрэнк. – Как только это сделаешь, я передам тебе временную доверенность на кадиллак. Ну же, это не так сложно, как кажется. Просто задай им хорошую трепку, отбей желание повторять стачку. Эти обезьяны вконец оборзели, саботируют работу, требуют чего-то, а на самом деле просто лентяйничают, да еще и детьми своими прикрываются, на жалость давят. Отморозки, каких поискать. Знаешь, я бы им…

– Заткнись, – рявкнул Сонни, и посмотрел на Фрэнка совсем по-другому. – Я знаю этих парней, они мои братья. Я сам когда-то был раздавлен этой жизнью.

– Хорошо, выметайся из кадиллака, – зашипел Фрэнк. – Ты такой же лентяй, как и эти оболтусы. Ты не мог нормально побить Саммерлина, ты проиграл безвестному Маршаллу, и теперь тебе кажется, что ты можешь диктовать нам свои условия. А знаешь, что? Прямо сейчас я поеду домой, к своей супертелке, наверну стейк на ужин, запью дорогим шампанским, а потом буду всю ночь кувыркаться в постели. Ну а утром съезжу в ателье, подберу себе костюмчик, у меня их уже тридцать, но я вошел во вкус и хочу еще. А ты, дорогуша, останешься без работы, без покровителей, и вскоре станешь одним из этих попрошаек, будешь ныть, жаловаться на несправедливых работодателей, на бездушное правительство, и однажды тебя пристрелит один из цепных псов моего босса. Ну, бывай.

Сонни схватил его за руку и пригвоздил к месту. Тяжело вздохнув, отстегнул ремень и вышел из машины. Рабочие, увидев его, замерли в ожидании.

Дул приятный, теплый ветерок, небо блестело серебром от ярких звезд, где-то рядом курлыкали голуби. Это был приятный вечер, и как же не хотелось его портить. Но Фрэнк не оставил выбора. Покачав головой, Сонни быстро подошел к самому крупному забастовщику и стукнул его в живот, после чего пнул ногой. Потом развернулся, схватил ближайшего противника за волосы и угостил легким джебом. Двое попытались заломить ему руки сзади, но он подбросил их в воздух, и услышал хруст костей, когда они свалились на асфальт. Маленькая девочка с бантиком обхватила его за ногу и укусила. Посмотрев на нее, Сонни не выдержал и зарыдал. Он взял малышку на руки, а та неистово колотила его маленькими ручками, в то время как отец ребенка лежал без сознания. Сонни повернул голову к патрульной машине, но в салоне было по-прежнему темно, прямо как у него на душе в этот момент.

Услышав позади себя шорох, Сонни опустил девочку и побежал в сторону строительных лесов, где скрылся один из забастовщиков. Фрэнк сказал, что побить нужно всех, и поэтому Сонни долго бегал по стройплощадке, пока не нашел забастовщика. Совсем еще молодой парень спрятался под раскладушкой. Сонни вытащил его, посмотрел в напуганные глаза, и поднял в воздух, несколько раз встряхнув.

– Было время, когда отец избивал меня каждый день, так что один раз можно потерпеть, брат, – пробормотал Сонни, после чего нанес несколько ударов. – Наше послание таково – вы сворачиваете стачку и возвращаетесь к работе. И только попробуйте пикнуть о зарплате. Вам выплатят все, просто наберитесь терпения. Ты все понял?

Рабочий кивнул – из его рта сочилась кровь, глаз затек, а спина покрылась лиловыми пятнами.

– А я… тебя… знаю, – произнес слабым голосом забастовщик.

– Так забудь мое имя! – воскликнул Сонни и нанес свой убийственный хук, вырубив парнишку.

Посидев немного на корточках возле неподвижного тела, Сонни поднялся и медленно побрел в сторону кадиллака. В машине никого не было. Краем глаза он увидел, что Фрэнк сидит в салоне с копами и что-то живо с ними обсуждает, активно жестикулируя. Копы в ответ смеются, их рожи довольны. Фрэнк повернул голову к Сонни и показал ему большой палец.

Рабочие, которых боксер побил, уже исчезли, он нашел только бантик, лежавший возле кадиллака. Сонни поднял бантик, повертел в своих неестественно больших ладонях, а потом с громким воплем разорвал на части и бросил под ноги, после чего потоптался на останках.

Сев в кадиллак, он завел мотор и снова подумал: «Отец избивал меня каждый день, подумаешь!».

Вот только образ плачущей девочки никак не выходил из его головы.

Источник

Добавил Daystwot 17.10.17 в 18:37

<< «Я сожру тебя, Сонни Листон!». Жуткая история чемпиона, взбесившего Мохаммеда Али. Часть 2. Карабасье счастье. Александр Беленький о том, как подрались два британца >>

Комментарии (7)

АндрЭ

17 Oct 2017 20:43

Шикарно

4
Войдите или Зарегистрируйтесь, чтобы оставлять комментарии
Лёва

17 Oct 2017 20:54

Супер написано .

Даже всплакнул в конце .

Зима близко

0
Войдите или Зарегистрируйтесь, чтобы оставлять комментарии
Kein

17 Oct 2017 23:30

Классная статья!

Нормально делай,нормально будет.

0
Войдите или Зарегистрируйтесь, чтобы оставлять комментарии
Миг

18 Oct 2017 00:36

Если нельзя, но очень хочется, то можно. Делай, что должен, и будь, что будет

0
Войдите или Зарегистрируйтесь, чтобы оставлять комментарии
Byrd

18 Oct 2017 03:07

раньше крутые были мужики

28 ноября 2015 года началась новая эра в супертяжелом весе! (Али-Форман-Фрейзер---- Тайсон-Льюис-Холифилд---- Фьюри-Джошуа-Уалдер)

0
Войдите или Зарегистрируйтесь, чтобы оставлять комментарии
atomikcat

20 Oct 2017 18:58

Шикарно написано. Жаль, что это всего лишь художественный вымысел

Свободу Вигиланту (Диме Самаре)!

1
Войдите или Зарегистрируйтесь, чтобы оставлять комментарии
tiaman.76

22 Oct 2017 11:04

спасибо за статью..побольше бы подобного!!!

0
Войдите или Зарегистрируйтесь, чтобы оставлять комментарии