«Меня зовут Джон Л. Салливан, и я могу набить морду любому сукиному сыну в этом заведении!»

Эти слова, сказанные порой не вполне трезвым голосом, были знакомы обитателям всех баров Бостона. И если вначале иногда находились желающие проверить, что стояло за этим громким заявлением, то со временем они перевелись. Резуль­таты проверки неизменно оказывались печальными для про­веряющего: как бы ни был пьян Салливан, его правая рука, словно оборудованная каким-то радаром, очень скоро находи­ла челюсть противника, после чего несчастного приводили в чувство всем баром. Обитатели питейных заведений скоро уз­нали - если не появлялось желающих ответить на первое гроз­ное заявление, вслед за ним раздавалось второе: «Всем выпив­ка за мой счет!» Убедившись, что его власть никто не оспарива­ет, Джон Л. Салливан превращался в самого щедрого и благо­душного короля на свете. Обычно уже его первое мордобойное заявление встречали гулом одобрения.

Впрочем, такую манеру представляться общественности придумал отнюдь не Салливан.

«Меня зовут Уайетт Эрп! Никакого бардака здесь больше не будет». С такими словами лет за 10-15 до Салливана входил в какой-нибудь салун на Диком Западе, где в этот момент не стрелял только мертвый, один из самых знаменитых шерифов этих неспокойных мест, и бардак действительно прекращался. При этом ни Салливан, ни Эрп не играли никого, кроме самих себя. Собственно, они и себя не играли. Они были собой. Плоть от плоти земли, где все громадно, где медведи в два раза круп­нее, чем в Европе, и в десять раз злее, а реки в двадцать раз шире, где самый глубокий в мире каньон, самый высокий гейзер, самые большие озера и самый великий водопад. Чтобы добиться успеха в этом краю смелых авантюристов, нужно стать самым смелым из них. Именно этого поля ягодой был Джон Л. Салливан, и если бы он не был таким, то первым чемпионом мира в тяжелом весе провозгласили кого-нибудь другого, обладавше­го всеми этими качествами.

Никто не учил Салливана, как стать звездой. Он родился звез­дой. Как рождались звездами и многие другие герои Америки тех уже почти легендарных времен. Именно эти звезды, сами того не зная, закладывали первые кирпичики в здание фабрики звезд - Голливуда. Кого бы ни играли Сталлоне, Шварценеггер, Сигал и Уиллис - они изображают вариации на тему Уайетта Эрпа, Джона Л. Салливана и других подобных им реальных амери­канских героев-одиночек, отвоевывавших себе и другим место под солнцем - кто кулаком, кто револьвером.

Салливан родился в Роксбери, пригороде Бостона, 15 ок­тября 1858 года в семье ирландских иммигрантов. Он всегда отличался большой физической силой и драчливостью, при­чем с подросткового возраста стал одолевать взрослых и силь­ных мужиков. Работал подмастерьем, но имел дурную привыч­ку избивать хозяев, когда они пытались добиться от него «по­вышения производительности труда» или упрекали за пьянство. По легенде, он нашел занятие по вкусу, когда, в очередной раз оказавшись без работы, бродил по ярмарке, где какой-то здо­ровенный малый вызывал на бой любого желающего. По пра­вилам подобных поединков нужно было выложить несколько долларов, после чего и проводился бой. Если ты проигрывал, твои деньги пропадали, а если выигрывал - забирал достаточ­но большую, заранее оговоренную сумму. Обычно такие ярма­рочные боксеры были очень здоровыми парнями и практичес­ки никогда не проигрывали.

Джон (Джоном Л., сокращенно от Джона Лоренс, его стали называть несколько позднее, и с тех пор сочетание его имени и инициала обозначало только одного человека) не был гиган­том даже для своего времени. Ростом всего 179 см и весом в молодости около 80 кг. Он выглядел как обычный «клиент» яр­марочного бойца. Однако на этот раз для рыночного богатыря все закончилось, едва начавшись, а тот, кого он счел молокосо­сом, сгреб в карман все деньги и ушел. Участь Салливана была решена.

Первые официальные бои он провел не то в 1877, не то в 1878 году. В 1879-м в Бостоне его уже знали все поклонники бокса.

Джон Л. стал первым официальным чемпионом, поэтому гораздо легче сказать, когда он потерял титул, чем когда он его завоевал. Кстати, он и сам этого точно не знал.

26 июня 1880 года он выступил с заявлением, что готов за 500 долларов драться с кем угодно в Америке - в перчатках или без них. Последнее замечание не случайно. В боксе начиналась переходная эпоха. Правила маркиза Куинсберри, согласно ко­торым боксеры дрались в перчатках, раунд продолжался три минуты, а перерыв между раундами - минуту, уже существова­ли, но применялись далеко не всегда. По-прежнему практико­вались так называемые правила Лондонского призового рин­га, по которым боксеры дрались голыми кулаками, раунд про­должался до тех пор, пока один из них не падал (или падали оба), после чего давалось полминуты на отдых. Разрешалось, чтобы в угол упавшего боксера отнесли секунданты. Если он не мог продолжить бой, ему давалось еще восемь секунд, а если он не был в состоянии драться по истечении этих мгновений, ему засчитывалось поражение. По этим правилам также разреша­лось выполнять подножки, подсечки, борцовские броски, за­жимать голову противника под мышкой и наносить ему удары другой рукой и многое другое в том же роде. В общем, это боль­ше напоминало современные бри без правил, чем бокс, как мы его понимаем. Понятия о правилах были в то время настолько размыты, что о них договаривались конкретно перед каждым боем. Например, боксеры выступали в очень легких перчатках, какие-то борцовские приемы запрещались или, наоборот, раз­решались. Салливан был готов доказывать свое превосходство по любым правилам. И доказывал.

6 апреля 1880 года в Бостоне Салливан провел демонстра­ционный бой с тогдашним чемпионом Америки Джо Госсом, в ходе которого стало ясно, что Салливану вполне по плечу ото­брать у него титул прямо сейчас. Многие считают Салливана чемпионом мира именно с этого дня. Дело в том, что некото­рые бои назывались демонстрационными из чисто конспира­тивных соображений, так как боксерские матчи были офици­ально запрещены, а демонстрационные, или, как их еще называли, публичные спарринги - нет. Многое указывает на то, что и эта «демонстрация» была чистой фикцией и боксеры дра­лись всерьез.

Салливану было тогда всего 22 года. Если учесть, что бой происходил почти за сто лет до эпохи акселерации, то победа Джона Л. выгладит даже более внушительно, чем чемпионство Тайсона в 20 лет.

7 февраля 1882 года в бою за титул чемпиона Америки он встретился с Пэдди Раяном. Бой проходил по правилам Лон­донского призового ринга.

Интересно почитать описание боя, чтобы почувствовать, что же представлял собой бокс без пер­чаток.

Первый раунд. Оба боксируют очень осторожно и ждут, пока противник откроется. Раян атакует справа, но не достает. Сал-ливан в ответ удачно контратакует левым. Следует быстрый обмен ударами. После мощного удара Салливана правой Раян падает. Раунд продолжался примерно 1 минуту 20 секунд.

Второй раунд. Салливан бросается на Раяна и наносит мощ­ный левый в челюсть. Раян идет в захват и, видимо, проводит бросок. Оба падают, но Раян оказывается сверху и тяжело на­валивается на Салливана. Раунд продолжался 25 секунд.

Третий раунд. Оба бросаются навстречу друг другу. Салли­ван после нескольких обманных движений наносит чудовищ­ный удар справа в скулу или чуть ниже. Раян падает как подко­шенный. Раунд продолжался четыре секунды.

Четвертый раунд. На третьей секунде Салливан наносит мощный удар в нос, видимо ломая его, после чего оба перехо­дят в захват. На этот раз Салливан берет верх и в греко-римской борьбе. Он пропихивает Раяна между канатами, и тот падает на землю.

Пятый раунд. Еще один очень короткий раунд. Оба атаку­ют. Потом снова переходят в захват, и здесь Раяну удается по­ставить Салливана на колени.

Шестой раунд. Салливан выходит, улыбаясь, и тут же ата­кует. Однако Раяну удается снова бросить его на землю. Все-таки в борьбе он, похоже, сильнее.

Седьмой раунд. Снова все происходит за считанные секунды. Боксеры сходятся очень близко, следует обмен ударами пополам с борьбой, и обессиленный Раян падает на землю.

Восьмой раунд. Раян совершенно измотан, но продолжает сражаться. Салливан снова загнал его на канаты, но тот сумел выйти оттуда и решается на старый трюк - пытается спрово­цировать нарушение правил со стороны Салливана. Видя, что Джон Л. сейчас ударит, Раян опускается на колено. Если бы Салливан не сумел остановить удар, его могли дисквалифици­ровать, но Джон Л. удар останавливает, а Раян теряет равнове­сие и падает. Он встает, оба считают, что раунд закончен, и идут в свои углы, но тут секунданты почему-то кричат: «Атакуй!» Боксеры выполняют команду, идут друг на друга, сходятся в клинче - и оба падают.

Девятый раунд. Раян держится на одном честном слове. Зрачки у него плавают. Салливан проводит мощный удар, при­жимает Раяна к канатам, тот из последних сил отталкивает его на середину ринга. Тогда Джон Л. наносит мощнейший удар правой под ухо, и Раян падает без сознания. Он не приходит в себя ни через 30 секунд, ни через 38, и Салливана объявляют победителем. Весь девятираундовый бой, включая перерывы, продолжался 10,5 минут.

После этого боя большинство соотечественников призна­ло Салливана чемпионом не только Америки, но и мира, с чем он сам был полностью согласен. Сказать, сколько боев Салли­ван провел за свою жизнь, почти так же трудно, как подсчи­тать, сколько раз он напился. Но ни в том, ни в другом ему не было равных. Иногда, правда, одно мешало другому.

30 мая 1884 года в Нью-Йорке Джон Л. должен был встре­титься со своим старым противником - британским боксеромЧарли Митчеллом, но не сумел выйти из запоя. Накануне боя (по другим данным, прямо перед боем) в каком-то театраль­ном помещении провели нечто вроде пресс-конференции, а точнее, встречи с публикой. Джон Л., с трудом державший вер­тикаль, не без посторонней помощи поднялся на сцену, вышел вперед, дыхнул на публику таким перегаром, что зал вздрогнул, и сказал, что бой не состоится, так как он «саасем б'льной». Надо было быть национальным героем, чтобы такое сходило с рук, но Салливан позволял себе вещи и покруче. Однажды пос­ле очередного раунда в бою, который он уверенно выигрывал, Джон Л. неожиданно заявил, что ему надоело и сегодня он драться больше не будет. Даже самая капризная примадонна не смогла бы посреди спектакля сказать, что больше петь не ста­нет, так как она сегодня не в голосе, а Салливан мог. И ничего: публика съела и это. Правда, в данном случае речь шла, скорее всего, о демонстрационном, а не об официальном бое.

Джон Л. колесил по всей стране и встречался со всеми же­лающими, в коих не было недостатка, а после боя шел в бли­жайший бар или салун. В 1883-84 годах Салливан с отборной группой боксеров отправился в большое турне по Штатам, в ходе которого, по слухам, встретился сначала с 50 противника­ми (многие из которых наверняка даже не были боксерами) и всех нокаутировал, а после небольшого перерыва, еще с 29. За это время его боксерская труппа заработала 195 тысяч долла­ров, из которых на долю Салливана пришлось около 80 тысяч, совершенно умопомрачительная сумма по тем временам, ког­да 500 долларов в год считались очень хорошей зарплатой. При­мерно на том же уровне, 80-90 тысяч в год, заработки Салли­вана оставались и в последующие несколько лет.

Он проводил несметное количество демонстрационных боев и официальных каждый год. Одним из таких стал бой сДомиником Маккафри в Цинциннати 29 августа 1885 года. Тог­да эту встречу практически не заметили и уж точно не выдели­ли среди многих других, но со временем почти во всех справоч­никах именно с нее стали начинать отсчет официальных боев за титул чемпиона мира в тяжелом весе. Возможно, по причи­не, что об этой встрече точно известно: она проходила по пра­вилам маркиза Куинсберри.

Надо сказать, бой получился очень странным. Во-первых, что этот бой проходил «по правилам маркиза Куинсберри», можно сказать лишь с очень большой натяжкой, так как пер­чатки, применявшиеся в этом бою, весили всего три унции, в то время как классические профессиональные перчатки того времени весили пять-шесть унций. Впрочем, тогда еще не было никаких «классических» перчаток, и они могли быть сколь угод­но маленькими. Иногда дрались даже в обычных кожаных пер­чатках наподобие уличных. Во-вторых, по утверждениям оче­видцев, бой продолжался семь раундов, а не шесть, как отмеча­ет большинство современных справочников. В-третьих, сам ре­фери, объявивший победу Салливана, толком не знал форму­лы боя. Мы уже знаем, что в то время не существовало единых правил: дрались то в перчатках, то без них, раунд продолжался то три минуты, то до нокдауна, дрались то «до упаду», то опре­деленное количество раундов. Контракт, заключенный между Салливаном и Маккафри, допускал двоякое толкование: не то до нокаута, не то шесть раундов. Доминик, который уступал в весе своему сопернику около 20 килограммов, держался про­сто фантастически. Салливану удалось убедительно выиграть только пятый раунд, когда он послал Маккафри в нокдаун. Од­нако в шестом Доминик опять выглядел совершенно свежим, более того, казалось, он сохранил больше сил. Ни Салливан, ни Маккафри не сомневались, что седьмой раунд состоится, и после перерыва снова вышли из своих углов. И седьмой раунд был! Маккафри перехватил инициативу и с дистанции нано­сил Салливану много ударов, ему просто не хватало веса и фи­зической силы, чтобы нокаутировать могучего чемпиона, и он решил изматывать его постепенно. Большинство зрителей были уверены, что Маккафри находится на верном пути к победе. Однако после окончания седьмого раунда вся команда Салли­вана, а в нее входили очень влиятельные люди, ринулась к ре­фери и потребовала окончить бой и вынести решение. По необъяснимой причине рефери, который до того держался со­вершенно независимо, остановил встречу и сказал, что, по его мнению, Салливан выглядел лучше, после чего тренер Салли­вана проорал публике, что его подопечный выиграл. На ринге и вокруг него начались драки. Брат Доминика Майкл вытащил револьвер, и более благоразумному боксеру пришлось сосре­доточить все свое внимание на нем, чтобы он кого-нибудь не убил. Еще несколько человек достали оружие. Казалось, стрель­бы не избежать, но в этот момент рухнул помост ринга. Време­ни, которое участникам свалки понадобилось, чтобы вылезти из-под обломков, оказалось достаточно, для того чтобы они пришли в себя. По причине безумия ситуации от рефери через несколько дней потребовали, чтобы он еще раз официально назвал победителя, что он и сделал, снова назвав таковым Сал-ливана. Маккафри многократно выражал готовность провести повторный матч, но ему такой возможности так никогда и не предоставили.

В 1887 году Салливан поехал в Англию, где его встретили почти как короля. Сам принц Уэльский удостоил его личной встречи, правда не во дворце. Впрочем, у Джона Л., которого к тому времени все чаще стали называть Великий Джон Л., были свои представления о том, кто кого и чем удостоил. Когда принц, по ходу разговора все больше подпадавший под влия­ние Салливана, наконец совершил нечто немыслимое и при­гласил его во дворец, если Джону Л. «случится быть где-нибудь неподалеку», Салливан вполне по-королевски ответил: «Если вы, ваше высочество, окажетесь недалеко от Бостона, заходите ко мне домой». Принц на секунду онемел, а потом пообещал непременно так и поступить. Еще его прадед почти сто лет на­зад считал признаком хорошего тона пообедать в компании лучших боксеров Англии, которые за глаза величали принца Уэльского не иначе как Принни (снисходительно-уменьши­тельное от «принц»). Времена с тех пор изменились, причем отнюдь не в пользу королевских семейств: престиж принцев упал, а боксеров - вырос.

Во время того же турне по Европе, во Франции, в Шанти-льи, 10 марта 1888 года Салливан провел один из своих самых известных и самых курьезных боев. Его противником должен был стать старый знакомец Джона, известный британский бок­сер Чарли Митчелл, тот самый, с которым он как-то раз не смог провести бой из-за запоя. До этого они уже встречались, и тог­да Митчелл сумел даже сбить Салливана с ног, после чего тот, правда, перехватил инициативу, но полиция прервала матч. Напомним, что боксерские поединки были тогда официально запрещены в большинстве американских штатов, хотя бои про­водились постоянно и повсюду, особенно там, где их запреща­ли строже всего. С тех пор Митчелл не раз вызывал Салливана на бой, причем по правилам Лондонского призового ринга, но тому все было недосуг. Наконец этот бой состоялся, причем на нейтральной территории.

Он продолжался более трех часов, но не стоит представлять себе нечто вроде растянутой на это время сцены последнего боя героя Сигала или Уиллиса с главным злодеем из какого-нибудь боевика. Митчелл избрал довольно абсурдную, немыслимую с точки зрения и уличной драки и современного бокса тактику, но абсолютно оправданную по правилам Лондонского призо­вого ринга. Только теперь стало ясно, почему Митчелл, вызы­вая Салливана на бой, всегда настаивал на этих правилах.

Запои Великого Джона Л. и его слабость к хорошим сига­рам были всем известны. Митчелл, значительно уступавший ему габаритами, не вел столь рассеянный образ жизни и превосхо­дил Салливана в выносливости. На нее-то он и сделал основ­ную ставку. Митчелл просто бегал от чемпиона, а когда тот его все же догонял, тут же падал, временами даже без удара. На том раунд, по столь любимым Митчеллом правилам, и заканчивал­ся, и боксеры расходились по углам. И так 38 раз подряд. Рас­чет Митчелла был очень прост: когда Салливан наконец окон­чательно запыхается, перейти в решительную атаку и нокаути­ровать его, точнее, даже просто помочь ему упасть самостоя­тельно. Он был близок к успеху. Джон Л. в бешенстве требовал, чтобы Митчелл дрался по-настоящему, но тот в ответ только смеялся.

Так как продолжительность раундов по правилам Лондонс­кого призового ринга не ограничивалась, Митчелл старался их по возможности затягивать. Но он перестарался. Была пасмурная погода, шел дождь, который все усиливался, и, наконец, стало темнеть. После этого секундантам ничего не оставалось, кроме как, посовещавшись, объявить ничью. Самое удивительное в этой истории, что поклонники Митчелла и тогда, и много поз­же настаивали на том, что у их кумира украли победу.

Свой самый знаменитый бой Джон Л. провел 8 июля 1889 года против Джейка Килрейна. Кстати, это была последняя встреча за звание чемпиона мира в тяжелом весе, проведенная по правилам Лондонского призового ринга.

Здесь на сцену выходит еще один колоритный персонаж - Уильям Малдун, бритый наголо, но с усами. Малдун был очень хорошим боксером и еще лучшим борцом. Кроме того, его с полным на то основанием называли Железным Человеком за чрезвычайно властный характер. Салливан очень высоко ценил Малдуна как тренера, но совершенно не мог работать с ним постоянно, поэтому они то сходились, то расходились. Джон Л. хорошо знал сам себя и тренировался без большого жела­ния, но для того, чтобы справиться с собой, он привлекал Же­лезного Уильяма. Позже бритоголовый тренер рассказывал га­зете «Нью-Йорк геральд» о своих методах тренировки так: «Я сказал Джону, что сверну ему шею, если он не возьмется за дело». Люди, хорошо знавшие обоих, утверждали, что если Салливан и не боялся Малдуна, то испытывал к нему то почтение, кото­рое очень тесно граничило со страхом, и тренер добился свое­го. Никогда в жизни Салливану не приходилось так долго воз­держиваться от сигар и виски и столько тренироваться. Мал-дун выжал все из его тела и психики. Салливан вышел на ринг натренированный как никогда и злой как пес.

Бой состоялся в Ричбурге, штат Миссисипи, 8 июля 1889 года. Килрейн явился на матч с весьма внушительной свитой. Телохранителем он нанял Бэта Мастерсона, одного из самых знаменитых шерифов Дикого Запада, начинавшего когда-то под командованием самого Уайетта Эрпа. Но если Мастерсона при­гласили только «для понта», то этого никак нельзя сказать о двух других членах команды Килрейна. Ими были Чарли Митчелл и Майк Донован. Тот самый Митчелл, с которым Салливан дрался в Шантильи. Донован когда-то входил в «труппу» Джона Л., с которой тот совершил турне по 26 штатам. Надо ли говорить, что оба знали Салливана как облупленного?

Бой проходил по правилам Лондонского призового ринга. Тогда еще никто не знал, что сейчас проводится последний бой за звание чемпиона мира в тяжелом весе, который пройдет по уходящим в прошлое правилам.

Первый раунд закончился тем, что Килрейн, видимо, бор­цовским приемом бросил Салливана на землю. Потом стало очевидно, что с Кипрейном хорошо позанимался Митчелл, так как Джейк постоянно уходил от атак Джона Л., который впа­дал от этого в бешенство и требовал, чтобы тот «дрался как муж­чина». Митчелл тем временем подзуживал Салливана из своего угла, и Джон Л. в конце концов крикнул ему: «Жаль, что я де­русь не с тобой».

В пятом раунде Килрейн сумел рассечь кожу на лице Сал­ливана, но Джон Л. ответил своим коронным ударом справа, и Килрейн рухнул на землю. Джейк постепенно терял силы и стал падать временами даже без удара только для того, чтобы полу­чить полминуты на отдых. В тридцать шестом раунде Килрейн выглядел таким измученным, что Салливан попросил рефери остановить встречу, но тот отказался. Джейк постоянно падал, количество раундов росло, но он все вставал и вставал из свое­го угла. В сорок четвертом раунде Салливана неожиданно выр­вало - предположительно от холодного чая, который он пил попеременно с виски между раундами. Вопрос, что Джона Л. могло стошнить от виски, никаким серьезным экспертом даже не рассматривался. Слишком уж это невероятно.

Обычай взбадривать себя виски между раундами практико­вался еще в Англии в XVIII веке. Чем больше раундов - тем больше боксеры принимали на грудь. После боя говорили, что Килрейн выпил за бой больше литра виски. Салливан навер­няка еще больше. Но в умении пить, как и в умении драться, Митчелл очень сильно уступал своему сопернику.

Джон Л. быстро пришел в себя и продолжил избиение. Кил­рейн снова падал и снова вставал. Однако в семьдесят пятом раунде он получил такую порку, что не смог прийти в себя ни в отведенные 38 секунд, ни значительно позже. Салливан встал посреди ринга и потребовал, чтобы немедленно явился Мит­челл, а когда тот отказался, Джон Л. просто набросился на него, но тут в дело вмешались другие секунданты, и второй бой не состоялся.

Встреча с Килрейном продолжалась 2 часа 16 минут и 23 секунды, а перерыв между ней и следующим официальным боем Салливана - больше трех лет, и Салливан не терял это время даром. Он пил сам, и пол-Америки выпило за его счет. Даже демонстрационные бои он проводил не слишком часто. В од­ном из них в Сан-Франциско в 1891 году он встретился с кра­сивым и явно очень любящим себя парнем, который даже на ринг выходил с набриолиненными волосами. Звали его Джим Корбетт. Вряд ли Салли­ван выделил его среди других. А чуть больше чем через год, 7 сентября 1892 года в Нью-Йорке этот самый парень без боль­ших проблем расправился с тем немногим, что к тому времени осталось от Великого Джона Л. Однако Салливан и в этой си­туации сумел остаться королем. Едва встав после нокаута с зем­ли, он обратился к публике: «Джентльмены!» Люди затихли. «Джентльмены! - продолжил Салливан. - Мне нечего сказать. Точнее, все, что могу сейчас сказать, - я вышел на ринг на один раз больше, чем следовало. Ну а уж если меня кто-то побил, так я рад, что это сделал американец. Засим остаюсь вашим доб­рым и преданным другом Джоном Л. Салливаном».

Зал закричал и зарыдал одновременно, а в победителя по­летело все что ни попадя.

Дальнейшая жизнь Салливана оказалась довольно грустной. Сотни тысяч долларов, которые Джон Л. заработал, он роздал прихлебателям и поклонникам, а остальное пропл вместе с ними же. Какое-то время Салливан жил за счет своей феноме­нальной популярности, проводил демонстрационные бои, за которые временами получал по 5-6 тысяч долларов за выход, но и эти деньги утекали так же легко, как и все остальные. За­тем наступили тяжелые времена. В дело пошло все то немногое из нажитого, что он сумел сохранить, в том числе и его золотой чемпионский пояс, украшенный 397 бриллиантами и другими драгоценными камнями. Салливан то выковыривал камни и продавал, то закладывал пояс целиком. В 1900 году Железный Человек Уильям Маддун показал, что по крайней мере сердце у него все-таки не железное, выкупил пояс, в котором уже недо­ставало большого количества камней, и вернул его Салливану. Но тот вскоре снова пустил его в оборот. Пояс сменил множе­ство владельцев, пока в 1927 году, уже давно лишенный всех камней, не был переплавлен в золотой брусок.

Как ни странно, но в конце жизни Салливан сумел бросить пить и даже читал лекции о вреде алкоголизма. Последние годы жил хотя и не в нищете, но в бедности. 2 сентября 1918 года он умер в возрасте 59 лет на своей ферме в Массачусетсе, но, по­жалуй, до Мохаммеда Али в Америке не было не то что боксе­ра, но просто человека, который смог бы сравниться с ним в популярности.

Источник: Книга А. Беленького "Большие чемпионы"

Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях Facebook Вконтакте Instagram
Добавил atomikcat 23.10.2016 в 23:40

Похожие темы

Самое читаемое

Самое обсуждаемое