Дорога в ад: как супербоксёр убил любимую жену и себя. Часть 1.

Этот текст – шанс побывать в голове боксёра-наркомана, который мог запросто уронить в ринге Мэнни Пакьяо. Только он предпочёл нокаутировать свою жизнь.

Пронизанный лунным светом туман, покрывавший пик Эспеджо, завораживал Эдвина. Старый фуникулёр, скрипя несмазанными механизмами, поднимался всё выше, а подросток продолжал с интересом рассматривать гигантские полотна, которыми раскрасил макушку горы неведомый художник.

Эдвин представлял себя могучим Эспеджо, седовласым монументом, который возвышался над людьми тысячелетиями, с высока оценивая их жалкие потуги на жизнь, столь скоротечную и, чаще всего, бессмысленную.

Эспеджо

Порой он ощущал точно такой же туман в голове, приятно обволакивавший мысли, поднимавший его в небо, к ангелам, которых он никогда не встречал в полукриминальном венесуэльском штате Мерида. Чаще всего это происходило, когда он выпивал добрую порцию кокуи - приторно-сладкий ликёр быстро просачивался в голову мальчика, придавая жизни смысл; ещё сильнее видения накатывали после употребления кокса, хотя случалось это редко, поскольку достать порошок в грязных подворотнях Эль-Вихии или Болеро-Альто, где мальчишка вынужденно ошивался, в его юном возрасте было почти невозможно.

Он снова вспомнил Чику и тихо застонал, схватив флягу, чтобы сделать глоток кокуи. Туман в его голове стал кроваво-красным и вёл теперь Эдвина вовсе не к ангелам, а к боли, туда, где ему было даже привычнее и приятнее, хотя он и не желал себе в этом признаваться.

В который раз он прокрутил в голове всё, вплоть до мельчайших подробностей. В тот день, когда Чики не стало, шёл сильный дождь, но дворняга, натянув поводок, тащила Эдвина по улице, радостно лая и подставляя свой шершавый язык под капли.

А потом на их пути возник Эдуардо. Школьник-переросток, коренастый, злой как раненый бык. Его частенько избивал отец-алкоголик, а он в ответ избивал всех остальных. Эдуардо стоял возле своей хибары, глаз его заплыл после смачного удара отца, и это был словно знак «стоп» на дороге. Чика, увидев крупную фигуру, громко залаяла, вновь натянув поводок, чтобы подобраться поближе.

Эдуардо всё делал молча. Скинув капюшон с реповидной головы, он оскалился, схватил крупный булыжник и размозжил Чике голову, как орех. Затем несколько раз пнул её обмякшее тело тяжёлым ботинком со стальным мыском. А после расправы повернулся к Эдвину и, прищурившись, стал ждать. Вокруг Чики растекалась кровавая лужа, с ней было всё кончено. Оставался вопрос, что будет делать Эдвин.

Решение тот принял рефлекторно. Эдвин был в два раза мельче убийцы Чики, но смело кинулся на него. Мальчишка не почувствовал ни один из пропущенных ударов Эдуардо, которыми мерзавец осыпал противника. Всё, что хотел сделать Эдвин – добраться до горла верзилы и заставить его сомкнуть веки навсегда. Он очнулся лишь, когда к его виску приставил ружьё полуголый мужик ростом с башенный кран.

Из пасти Эдуардо раздавался предсмертный хрип, его красные, безумные от страха глаза вываливались из орбит, но пришлось отпустить паскуду.

- Открой хайло, говнюк! – забрызгал слюной отец Эдуардо, а когда Эдвин исполнил его приказ, засунул туда дуло ружья. Худой палец с изгрызенным ногтем напрягся на курке и готов был совершить движение, которое оборвало бы жизнь Эдвина. Внезапно он почувствовал, что очень хочет жить, что ему ещё так много нужно сказать этому миру, хотя раньше он часто задумывался о тщете всего, что с ним происходит. Но сейчас, на пороге смерти, он понял, что не хочет умирать.

- Папа, вышиби ему мозги, - захрипел Эдуардо, пытаясь встать. Поверженный великан жаждал, чтобы за него отомстили. Но вместо этого отец вынул дуло изо рта подростка и наотмашь ударил сына прикладом, отчего тот снова повалился в грязь.

- Ты – позор нашей семьи, даже такой тощий глист умудрился сразить тебя, ублюдок, сделать тебя посмешищем! - орал мужик, пиная сына, а Эдвин смотрел на его широкую, усыпанную татуировками спину, тёмно-коричневую от бесконечной работы в полях, на солнцепёке.

Наваждение длилось недолго – опомнившись, он схватил Чику и побежал домой, чувствуя, как слёзы перемешиваются с каплями дождя. Во дворе он взял лопату и, не обращая внимания на боль во всём теле, быстро выкопал яму, куда положил Чику и произнёс молитву.

Вместе с любимой собакой он хоронил своё детство, ушедшее в тот дождливый день безвозвратно.

Эдвин быстро шёл по закоулкам Эль-Вихии к автобусной остановке до Болеро-Альто – все фрукты он с успехом продал на рынке, и теперь в кармане приятно бренчали боливары. Пришлось как следует поторговаться, так что во рту пересохло, но зато мать не даст ему ремня и, может, даже угостит на ужин чем-нибудь вкусным.

Эмпанадос – вот о чём он думал не переставая. Фирменные мамины блинчики с мясом всегда были его фаворитами в гастрономическом отделе мозга, вот только навряд ли он получит их в ближайшее время - мяса в его доме давно уже не водилось. В лучшем случае он зарабатывал тамале, кукурузную лепёшку, в которую мать иногда добавляла сыр, и то лишь когда была в приподнятом настроении. Но с тех пор, как отец бросил семью и сбежал к другой женщине, это случалось редко.

Штат Мерида

Уже смеркалось, и Эдвин чувствовал недобрые взгляды из подворотен, но сдерживал негативные эмоции. Он представлял себе, что страх – это демон, которого нужно загонять куда подальше, а если научиться справляться с ним, то можно стать кем угодно. Парень давно понял, что трусы долго не живут в Мериде, штате, где любому могут снести дробовиком полбашки просто так, от нечего делать. Эдвин лично видел, как проливалась кровь в барио. Прямо на его глазах однажды сцепились две банды, а когда слетевшие с катушек гангстеры закончили свои грязные дела и разошлись, в пыли дороги лежал мёртвый человек. Эдвин вышел из кустов, подошёл к трупу, присел на корточки и долго-долго смотрел в застывшие голубые глаза крупного мужчины с уродливым шрамом на щеке. В руке голубоглазый сжимал нож, обагренный чьей-то кровью, вот только острый металл не сберёг хозяина. Эдвин решил забрать нож себе и теперь всегда носил его с собой.

Возвращаясь домой с рынка, парень ощущал приятный дурман от кокуя, которым его вновь угостил Луис, старьёвщик, сильно любивший бананы. Однажды мать, учуяв запах алкоголя, задала Эдвину серьёзную трёпку, но вкус напитка был так приятен, как и его воздействие на мозг, что мальчишка часто забывал о предостережениях матери.

В этот раз он снова выпил и потерял бдительность, не заметив слежку от самого рынка.

- Эй, cabron, бабки есть? – услышал Эдвин басистый голос за спиной и почувствовал, как две сильные руки сжали его туловище. – Маленькая тварь, если пикнешь, я тебя разорву на части и скормлю твои внутренности свиньям.

Одна рука потянулась вниз и стала шарить по карманам, забирая выручку. Он чувствовал на затылке тяжёлое дыхание и вспоминал слова молитвы, понимая, что деньги – не единственное, что может интересовать отморозка.

- Merde! – заорал он, пересчитав монеты. – Тут и на пару грамм кокса не хватит, гнида! А, ладно, расплатишься телом.

Удерживая Эдвина одной рукой, он стал расстёгивать ширинку. И тогда парень, изловчившись, воткнул ему в бок нож по самую рукоятку. Как только медвежьи объятия ослабли, он вырвался, и, собрав рассыпанные боливары, побежал со всех ног так, как не бегал никогда раньше. Улица сменяла улицу, а Эдвин всё вспоминал тот момент, когда всадил нож и ощутил тёплую кровь на ладони. Он продолжал бежать, даже когда стало понятно, что его никто не преследует. Ему казалось, что все демоны, жившие в аду, вылезли из своих нор и преследуют его, чтобы забрать к себе в логово. Возможно, за его голову только что назначили цену.

Нож

- Дорогой, ты продал все фрукты? – с порога спросила у сына Мария Элоиза, забирая корзинку и деньги. – Вот умница!

Добытчик стоял перед ней и улыбался. В кармане Эдвин крепко сжимал лезвие ножа, и теперь кровь мальчишки смешалась с кровью подонка, посмевшего посягнуть на его честь.

- Сейчас мы и увидим, кто ты такой, - ухмыльнулся Пако. – Буду бить тебя по роже, пока не сниму скальп. Посмотрим, каково твоё нутро, cabron.

Они находились в лесу, их окружал туман Эспеджо. В прохладной дымке мелькали силуэты подростков. Все они подчинялись Пако и ждали скорой расправы над наглецом, который посмел оскорбить вожака. Они бы растерзали Эдвина по одному приказу Пако, но тот решил разобраться с ним сам. Выбирать место битвы он великодушно предоставил сопернику, и тот назвал идеальный вариант. Если что, труп можно было закопать прямо в лесу, и никто не догадался бы искать его здесь.

Пако знали как зверя, который участвовал в самых кровопролитных дворовых драках. Он пускал в ход кулаки чаще, чем завтракал. Его костяшки давно сбились, а зубы уже сейчас, когда ему было тринадцать, блестели золотом.

Взглянув на Эдвина, Пако сразу понял, в чём его отличие от остальных. В глазах мелюзги не было страха, только ненависть и жажда крови. Пако показалось, что он смотрит в зеркало. И это был смертный приговор для Эдвина – Пако не мог стерпеть, чтобы в Мериде жил его брат-близнец.

Дети Венесуэлы

Эдвин достал флягу и отхлебнул рекуэлы – в этот раз он попросил Луиса снабдить его чем-нибудь покрепче. Отшвырнув флягу, он первым побежал на Пако, но тут же был сбит с ног апперкотом.

Пако повернулся к друзьям и вскинул руки, требуя оваций. Обычно после такого удара его противники вставали не сразу, но Эдвин вновь не чувствовал боли, он просто вскочил и начал молотить Пако, на мгновение упустившего контроль над ситуацией.

Проблема Эдвина заключалась в том, что Пако тоже не чувствовал боли, когда кто-то уязвлял его гордость. Подросток из толпы бросил ему кастет, но Пако брезгливо отшвырнул его в сторону и начал избивать Эдвина. Он знал точно, куда надо бить, как надо бить, но после каждого сокрушительного удара противник поднимался и пёр на него, как неуёмный, взбесившийся бык с торчащими из туловища пиками на фестивале Ферия дель Соль.

Через полчаса глаза Эдвина вздулись как шары, изо рта хлестала кровь, несколько раз после тумаков Пако раздавался хруст в грудной клетке, но он упорно поднимался, чтобы наносить ответные удары.

Вскоре Пако утомился. С его кулаков сошла кожа, так неистово он бил Эдвина. Впервые за много лет Пако испугался – но страх был не от физической боли, которую он по-прежнему презирал. Он испугался того демона, что сидел в щуплом наглеце. Пако знал, что никто из тех, с кем он дрался, не смог бы выдержать такого избиения, да что там говорить, многие уже просто валялись бы у его ног без признаков жизни. Он по всем параметрам превосходил Эдвина как уличного бойца, но тот бесконечно вставал и бесконечно наносил свои, куда менее акцентированные удары.

Его парни, которые ещё недавно улюлюкали и ядовито комментировали каждое движение Эдвина, внезапно притихли. Драка шла в полной тишине, можно было услышать только прерывистое дыхание бойцов.

Эдвин уже ничего не видел перед собой, но включил внутреннее зрение. Он чувствовал, как его телом управляет чужой разум, оно ему не подчинялось.

Древние мысли пятисотлетнего индейца из племени тимотокуика наполнили его голову. «Держись за свою землю, за свою территорию, за своё тело, за свою душу, за свою честь!» - услышал он грозный клич, и, вскочив в очередной раз, пригнулся после слишком прямолинейного удара подуставшего Пако и, подобравшись к его голове, саданул в висок, вложив все оставшиеся силы.

Пако вскрикнул и упал - сначала на колени, потом головой вниз. Эдвин присел на корточки, приподнял его голову за волосы и приставил лезвие ножа к горлу. В этот момент раздались хлопки – подростки молча аплодировали ему, а он смотрел в мутные глаза Пако, который не просил пощады, а просто улыбался ему, одними губами прошептав: «amigo».

Прежде чем потерять сознание, Пако поймал себя на мысли, что Эдвин никакой ему не брат-близнец. Он сильнее его, и намного. А это значит, появился ровесник, которому придётся подчиняться.

У его банды появился новый вождь.

- Парень, скажи, ты вечно будешь продавать подержанные велосипеды? - нахмурившись, спросил Эдвина его работодатель Хуан. – Наверное, ты удивишься, но я наводил о тебе справки. Оказалось, ты был таким дураком, что бросил школу... Почему? Тебе же было тогда всего двенадцать лет!

- Не твоё дело, приятель, - процедил сквозь зубы Эдвин, рассматривая черноглазую девочку с двумя плетёными косичками – ей очень нравился трёхколёсный велосипед, вот только денег на него у нищих родителей не было. И каждый вторник она приходила в магазин одна, чтобы просто посмотреть на велосипед, прикоснуться к рулю, рукоятки которого были покрыты приятной на ощупь резиной.

Таких детей, как она, мечтавших о чём-то, но лишённых шанса получить желаемое, он видел уже столько, что сердце зачерствело, и девочка лишь раздражала его. Он давно хотел кинуть в неё что-нибудь, крикнуть, чтобы она убиралась и благодарила родителей хотя бы за то, что они когда-то потрахались и подарили ей жизнь. Пусть хоть такую.

- Ты понимаешь, что улица засосёт тебя, ты станешь бандитом и однажды окажешься в тюрьме, где и наступит бесславный конец твоей жизни?! – убеждённо вещал Хуан, схватив Эдвина за подбородок и пристально глядя ему в глаза. – Скажи правду – зачем ты бросил школу? Это был единственный билет в нормальную жизнь, но ты его просрал!

- Я не мог больше заставлять себя заниматься ерундой! – вырвавшись из рук Хуана, признался Эдвин. – Взять хоть этот грёбаный английский – ну зачем он мне нужен? Я не хочу, чтобы мои мысли на родном языке смешивались со всяким дерьмом! Для меня существует только испанский, и точка. Я это тысячу раз говорил Марии Элоизе, но ей плевать на мои желания. Что ж, мне стало плевать и на её сраные мечты. Я решил ходить в секцию по тхэквондо, заниматься настоящим мужским делом, а не сидеть за партой с кучей дебилов, которые наивно полагают, что когда-нибудь станут адвокатами или врачами… В нашей дыре участь большинства из них – сточная канава. Есть только одна вещь, что ценится в Мериде, и это стальные кулаки. Всё остальное обман и мираж.

- В итоге всё упёрлось в деньги, поэтому ты забросил и тхэквондо, насколько мне известно, - задумчиво проговорил Хуан. – Знаешь, я когда-то тоже сбежал из школы и выбрал бокс. О крепости моего удара ходили легенды. Помнишь того ублюдка, который хотел украсть велосипед на прошлой неделе? Ты ещё удивлялся, как я умудрился одним ударом лишить сознания такую тушу. Что ж, вот мой секрет.

- А можешь меня научить? – в глазах Эдвина появился такой же блеск, какой был у малышки, разглядывавшей велосипед.

Хуан вздохнул, молча достал бумажку и написал адрес.

- Это зал имени Франсиско Родригеса, человека, которым я когда-то мечтал стать, - сказал он печальным голосом. - Не хватило таланта… А вот Родригес был бесподобен, я ходил на его бои, видел, как он ловил кураж, и тогда кости соперников трещали. Знаю, у тебя много братьев и сестёр, а у Родригеса их было четырнадцать! Конечно, ему пришлось самому искать свой путь. Он не умел ни читать, ни писать, но бил как бог и завоевал для великой Венесуэлы олимпийское золото, историческое. Зал его имени - хороший, просторный, там висят плакаты Родригеса. Теперь, когда ты знаешь его историю, они могут тебя мотивировать… Если понравишься тренеру, будешь жить прямо в зале. Но учти, он сдерёт с тебя несколько шкур. И конкуренты надают тебе по мозгам. Драться с профи и на улице - не одно и то же, поверь.

- Я увольняюсь, - объявил после минутного размышления Эдвин. – Спасибо за всё и удачи!

Франсиско Родригес

Франсиско Родригес на марке

Уходя, он нагнулся к девочке и что-то прошептал ей. Она забилась в истерике, и Хуан потом ещё долго её успокаивал. С тех пор малышка больше никогда в его магазине не появлялась, а велосипед, который так ей нравился, не достался никому и превратился в металлолом.

- Меня зовут Оскар Ортега, и я тренер в этом прекрасном зале, где боксируют только настоящие мужчины, - представился хмурый старик в кепке, когда Эдвин подошёл и спросил, что нужно сделать, чтобы стать новым Франсиско Родригесом. – И учитывая, что у меня есть кое-какой опыт в этом деле, скажу сразу – нихера ты не станешь олимпийским чемпионом, мудозвон. Нет, вы только гляньте, приходит какой-то долбаный клоун, который считает, что он станет новой надеждой Венесуэлы. Ты хоть понимаешь, что это значит - быть Франсиско Родригесом? Тебе придётся не только кулаками в ринге махать. Тебе придётся стать целой страной, быть человеком, который олицетворяет собой всех нищих, полумёртвых, отчаявшихся венесуэльцев. Для них Франсиско Родригес - единственная ниточка, которая ещё связывает их с реальностью и не даёт свести счёты с жизнью.

Он схватил Эдвина за грудки и поднял над собой, после чего хорошенько встряхнул.

- Запомни, салага, – ещё раз сделаешь подобное заявление, и я вышлю тебя по частям мамочке с папочкой, - крикнул он в лицо ошеломлённому Эдвину. – Тут тебе не цирк, мы все – серьёзные люди, которые много вкалывают, а не языками чешут. Ты можешь ставить перед собой цель, она даже может быть амбициозной, но не смей говорить об этом, не доказав, что ты чего-то стоишь.

- Дай мне любого твоего бойца, и я начищу ему морду прямо сейчас, - взвыл Эдвин, которого давно так не унижали. – Хочешь, я и тебя отпизжу, cabron!

- Рано тебе в гроб ложиться, - фыркнул Оскар. – Я не позволю тебе драться, пока не увижу, что ты достаточно натренирован. А до тех пор никаких спаррингов. Скажи, где ты живешь?

- В Болеро-Альте…

- Забудь о семье в таком случае, - отмахнулся тренер. – Это слишком далеко. Будешь жить прямо в зале, о еде не беспокойся. Пиши весточку семье, предупреди, что попал в плен к маньяку. У меня не курорт, ты получаешь еду и кров, взамен я забираю твою личную жизнь. Ты будешь делать только то, что я тебе говорю. Быть может, тогда из тебя выйдет толк.

- Только что вы отчитывали меня как мальчишку, а теперь готовы пойти ради меня на такие жертвы – в чём смысл? – развёл руками Эдвин.

- В том-то и дело – ты и есть мальчишка, но, в отличие от других, хочешь стать мужчиной, а не размазнёй, охотно подставляющей зад под пинки, - объяснил Оскар. - Ты готов был драться с моими парнями, а не уполз, поджав хвост после нападок. Считай, ты сдал экзамен, доказал профпригодность. Итак, я посмотрел твою голову, теперь мне нужно оценить твои руки.

- Когда можно начинать, тренер? – настороженно улыбнулся Эдвин.

- Не торопись мутузить грушу, сынок, - рявкнул Оскар. - Сначала я тебя предупрежу. Знаешь, что главное в боксе? Режим. И, сука, если я только узнаю, что ты нюхаешь кокс или балуешься алкоголем, сотру в порошок. Я серьёзно. У нас тут есть комнатка для таких случаев. Я привяжу тебя к стулу и заставлю своих чемпионов бить тебя, пока не потеряешь сознание. Но и потом тебя будут молотить. А закончат с восходом солнца. Мне начхать, чем ты там занимаешься за пределами зала, я даже готов буду отмазать тебя, если что. Но если будешь филонить или нарушать режим, я лично прослежу, чтобы тебя доставили в морг. Если ты кивнёшь, то примешь мои условия, и для начала я тебе объясню, чем джеб отличается от апперкота, а потом и до груши дойдём!

Эдвин кивнул.

- Вы двое, идите в гараж, на стрёме пока всё чисто, - приказал Эдвин парням из банды. Он сжимал в руках двустволку, карауля у забора.

Сторожевого пса пришлось прикончить, используя метод Эдуардо. Охранник лежал рядом, его рука покоилась на кобуре. Эдвин вырубил мужика длинным крюком – теперь он любил давать точное определение всем ударам, что применялись им в стритфайтах.

Парни выкатили из гаража три новеньких байка, один из которых выбрал себе Эдвин. Это был огромный мотоцикл с широким рулём и мощным двигателем. Анхель протянул ему шлем. Черты лица Эдвина тотчас исказились – он сжал кулак и ткнул им в грудь Анхеля так, что тот отскочил на метр.

- Ты думаешь, я девчонка? – вскрикнул он, пылая безумными глазами. – Ты думаешь, я боюсь умереть? Знаешь, что я ненавижу в любительском боксе? Этот долбаный шлем! Он бесит меня, каждый раз, выходя на ринг, я хочу сорвать его с себя, сорвать его с соперника. Пока мы прячемся за ними, это не мы, а жалкие трусы. С мотоциклами то же самое! В шлеме я чувствую себя последней гнидой. Когда мы набираем скорость, только без шлема можно ощутить свободу, а самое главное - ветер, ласкающий лицо. Ты меня понял, Анхель?

- Да, Эдвин, ну что ты так кипятишься… - кивнул тот и сам скинул с себя шлем. Его примеру тотчас последовал Рикардо.

- Вот, совсем другое дело, choros! – поднял большой палец вверх Эдвин. – Мы – матёрые воры, на крутых байках. Разве не круто?

С первобытным криком они рванули по улицам Эль-Вихии, мысленно считая выручку с продажи новеньких байков.

Это был тихий, погожий денёк. Эдвин мчался по широким проспектам, мимо привычных венесуэльских домов с оранжевой черепицей. Мальчишки в рваной одежде с завистью провожали его взглядами. Эдвин упивался своей безнаказанностью и властью – с тех пор, как он выиграл национальный чемпионат в своей весовой категории, местные его боготворили, а Оскар отмазывал от любых обвинений полиции.

Недолго думая, он выхватил двустволку и выстрелил в воздух. На мгновение ему показалось, что он слышит где-то позади рёв полицейских сирен, но тот существовал лишь в его воображении.

Эдвин настолько потерял бдительность, что прикатил байк прямиком в зал и спрятал его в одном из складских помещений, вместе с огромной сумкой, куда его напарники сложили всё наворованное в гараже. Наутро на его запястьях сомкнулись наручники.

Шли дни, но никто не приходил, чтобы освободить его. Он чувствовал, как внутри нарастает гнев, который становилось всё сложнее сдерживать. Ему требовалась разрядка, и он сгоряча колотил по стене, разбивая штукатурку. Однажды в камеру зашёл полицейский и принялся избивать его дубинкой, пока кровь не потекла из ушей. Эдвин приложил немало усилий, чтобы не дать сдачи, понимая, что кто-то решил проверить его на прочность – если сломается и побьёт представителя власти, то придётся провести за решёткой куда больше времени.

Наконец, пришёл Оскар, и его освободили. В зал ехали молча, а там тренер уже дал волю чувствам - поволок его в ринг и подал знак парню из тяжёлой весовой категории, старше Эдвина на несколько лет, пройти вслед за чемпионом.

- Бей его без перчаток, эта гнида заслужила, - заорал он, наблюдая, как начинается неравная схватка. – А пока тебя бьют, дружок, расскажу, что произошло. Тебе должны были дать пятнашку, то есть, это был бы конец, понимаешь? Тебя спасло только одно – что ты несовершеннолетний мудак. Но в следующий раз это уже не прокатит! Я как-то сказал тебе, делай что хочешь за пределами ринга, но ты понял это слишком буквально, придурок.

Оскар отвернулся от ринга и стал смотреть на плакат с Франсиско Гонсалесом.

- Я мечтаю сделать из тебя суперчемпиона, парень, - заговорил он под звуки плотных ударов. - У тебя прекрасные перспективы. Иногда мне страшно присутствовать на твоих поединках. Страшно не за тебя, а за тех парней, которых ты превращаешь в фарш. Твой удар левой феноменален. Боюсь, даже Гонсалес в твоём возрасте был слабее. А знаешь, что самое потрясающее? Ты талантлив от природы, ты боксёр, о котором мечтает любой тренер. И я очень рад, что однажды ты пришёл именно в мой зал. Я вкладываюсь в тебя, ты один из моих любимчиков. И в то же время, Эдвин, я тебя ненавижу. Как человек ты никто. Гниль! Я вижу тебя насквозь. Ты ничуть не лучше всех этих шакалов, которые рвут друг друга на части, когда на улицах Мериды темнеет и мир катится к чертям. У тебя нет тормозов, мой мальчик, ты слишком непредсказуем. Но я взываю ко всем богам, молю тебя, будь законопослушным гражданином Венесуэлы, сосредоточься на боксе! В конце концов, ты можешь выплёскивать свою ненависть ко всем, кто тебя окружает, там, в ринге, этого должно быть достаточно. А если нет, в крайнем случае иди на улицу, бей там убийц и насильников, ведь ринг для тебя – это весь мир. Чёрт возьми, не заставляй меня больше вытаскивать тебя из тюрьмы, каждый раз делать это становится всё сложнее!

Он повернулся и взглянул на Эдвина – тот стоял, поставив ногу на поверженного соперника. На губах его застыла улыбка, обжигающая, как кислота.

- А знаешь, тренер, мне кажется, тюремная стена сделала мой кулак крепче, - ухмыльнулся он, и из носа его хлынула кровь. – Скажи своим ребятам, чтобы убрали тело, очнётся эта свинья нескоро, уж поверь.

Оскар сжал губы, сам выскочил в ринг и, подойдя к Эдвину, ударил его в голову. Ученик упал и, моргая, смотрел на своего учителя.

- Говнюк, когда-то я сам был шикарным боксёром, пока однажды не попал в автокатастрофу, и тогда я стал тренером, - ледяным тоном говорил Оскар, пока Эдвин поднимался, утирая с губ кровь и смотря на наставника шальными глазами. – Через меня прошло столько классных парней… Они завоевали кучу национальных и международных наград, а позже стали священниками, врачами, генералами, юристами. Людьми! Но ты… Ты способен стать лучшим. Если только сам себя не загубишь, Эдвин. Я хочу, чтобы ты понял одну простую вещь. Твой самый главный враг в этой жизни – не гангстер с ружьём на улице, не противник в ринге, какими бы титулами он ни обладал, не полицейский, жаждущий упечь тебя за решётку. Ты сам себе враг, Эдвин, самый жестокий и беспощадный. Я обещаю, что каждый день буду молиться за твою душу…

- Пошёл ты в жопу, тренер, - сплюнул Эдвин сгусток крови и, проходя мимо Оскара, толкнул его плечом так, что тот упал. – Я сам позабочусь о своей душе, твоё дело учить меня боксу.

Источник

Добавил Daystwot 27.03.17 в 14:05